4-я гвардейская военная база (официальное наименование - 4-я гвардейская Вапнярско-Берлинская Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова военная база) - важный объект российского военного и геополитического присутствия на Кавказе, созданный для помощи в укреплении и защите государственной независимости частично признанной Республики Южная Осетия и российских интересов в Закавказье .

Предыстория

История

База сформирована 1 февраля 2009 года на базе 693-го и 135-го мотострелковых полков 19-й мотострелковой дивизии . 7 апреля 2010 года Министрами обороны России Анатолием Сердюковым и Южной Осетии Юрием Танаевым было подписано Соглашение об объединенной российской военной базе на территории Южной Осетии .

В соответствии с российско-югоосетинским соглашением в состав объединенной военной базы вошли бывшие миротворческие объекты в Цхинвале , полигон в Дзарцеме , построены или будут построены в ближайшее время военный городок и авиабаза в Джава , военный городок (для расквартирования радиолокационной роты) в 4 км к северу от Цхинвала , аэродром совместного базирования в бывшем селении Курта , военный полигон в Дзарцеми . Все объекты предполагается использовать совместно Вооруженными силами России и Вооруженными силами Южной Осетии , оплата аренды базы не предполагается. Срок функционирования базы - 49 лет, с возможностью автоматической пролонгации на последующие 15-летние периоды.

16 декабря 2011 года 4-й гвардейской военной базе было вручено Георгиевское знамя и грамоты Президента Российской Федерации .

Общая численность дислоцированных в Южной Осетии российских войск составит около 4000 человек . В 2012 году планировалось формирование в составе базы т. н. «осетинского батальона», набранного из числа граждан Южной осетии . Военнослужащие батальона в перспективе станут основой армии Южной Осетии.

Командиры

• февраль 2009 - октябрь 2013 генерал-майор Шушукин Александр Валерьевич
• с октября 2013 - полковник Полищук Михаил Иванович

См. также

Напишите отзыв о статье "4-я гвардейская военная база"

Примечания

Отрывок, характеризующий 4-я гвардейская военная база

– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport"a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня. Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.

Школу закончил в г. Кустанае (Казахская ССР) в 1966 году. Институт – в Ленинграде в 1972 году. Инженер-океанолог. Много, до 1998 года, ходил в море. Основной район работ – Антарктика. В 1987 году защитил диссертацию – кандидат географических наук. С 1972 года по настоящее время проживаю в Калининграде. В системе Атлантического научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии проработал до апреля 2014 года.

С ноября 2014 по апрель 2015 года в качестве международного наблюдателя АНТКОМ снова работал в Антарктике.

Член Союза писателей России с 2006 года. Прозаик.

Член Международной Гильдии писателей с 2011 года.

Вот наиболее заметные достижения в плане литературной деятельности:

Участие в литературных конкурсах, фестивалях, форумах (звания, призы):

«Русский Still». Германия, г. Ульм, Международный фестиваль-конкурс 2011 год. Номинация – проза «Луч надежды». Лауреат II.

«Русский Still». Германия, г. Бад Мергентхайм, Международный фестиваль-конкурс 2012 год. Номинация – «Креатив». Лауреат III.

«Её величество книга». Германия, Конкурс на приз президента МГП 2013 года. Лауреат I.

«Человек года 2013». Международная гильдия писателей 2014 год. Звание – Человек года.

«За далью – даль». Россия, г. Черняховск, Калининградской области. Межрегиональный конкурс 2015 год. Номинация – публицистика. Лауреат III.

«Славянская Лира». Беларусь, г. Полоцк, Международный литературный форум 2016 год. Номинация – малая проза. Лауреат III.

«За далью – даль». Россия, г. Черняховск, Калининградской области. Межрегиональный конкурс 2016 год. Номинация – проза. Лауреат I.

«Герои Великой Победы». Россия. Москва. Всероссийский литературный конкурс 2016. Номинация – проза. Шорт лист.

Вводная статья публикатора И. Чутко

Из сообщений газет 1 июня 1937 года страна узнала о самоубийстве начальника Политуправления Красной армии Гамарника, а 11 июня – об аресте группы высших командиров Красной армии, в том числе Тухачевского, Уборевича, Якира, Корка и Фельдмана. Мне довелось быть непосредственным свидетелем событий на совместных заседаниях Политбюро ЦК ВКП и Революционного Военного Совета Союза (РВС) в июне 1937 года в Кремле.

Пожалуй, я последний живой участник этих заседаний, и мне хочется рассказать, как все это происходило, и о некоторых участниках тех драматических событий.

Революционный Военный Совет в те времена был высшим командным и руководящим органом Красной армии и всей сис­темы обороны страны. Под командованием РВС находились все вооруженные силы Союза – сухопутные, морские, воздушные, пограничные, – военные комиссариаты всех рангов, а также многие военно-промышленные предприятия.

В целом вся деятельность в целях обороны была прямо или косвенно подчинена РВС. Возглавлял РВС народный комиссар обороны, в состав Совета входили заместители наркома, пред­ставители промышленности, представители Совета Обороны и партии. Генеральный секретарь ВКП Сталин неизменно был членом РВС.

По мере необходимости созывались пленумы РВС, в кото­рых участвовали командующие войсками округов и члены их военных советов, начальники центральных управлений, некото­рые командиры корпусов, все начальники военных академий и некоторые военные атташе. Обычно на таких пленумах обсуж­дались годовые итоги деятельности Красной армии и разраба­тывались планы работы на последующее время.

После пленума, как правило, проводился правительственный прием состава РВС в Кремле или Доме Красной армии, где с заключительным словом выступал Сталин. На приеме присутст­вовали все члены Политбюро. Обычно это происходило в де­кабре.

1934–1937 годы были очень тревожным временем. Особенно усилилась напряженность после убийства Кирова 1 декабря 1934 года. Уже до этого прошли процессы Промпартии и Юж­ного Центра со старой инженерной интеллигенцией на скамьях подсудимых – процессы, где на открытых судебных заседаниях Рамзин и Стечкин признавались в организации контрреволюци­онных вредительских и диверсионных групп. Они разоблачали себя и товарищей в коварных замыслах восстановления капита­лизма в России. При этом не было засвидетельствовано ни од­ного конкретного случая вредительства. Процессы носили явно театральный характер с игрой на широкую публику, на возбуж­дение кровожадных эмоций. Они достигали своих целей. За ни­ми следовали волны народных демонстраций, митингов с ло­зунгами «Смерть вредителям и диверсантам!» и истерические статьи в печати, требующие всеобщей бдительности и разобла­чения последышей буржуазии и ее вредительских холопов в ли­це инженеров, профессоров и вообще всех старых спецов.

После убийства Кирова началась полоса арестов. Началась массовая чистка Ленинграда от реальных и воображаемых ос­татков зиновьевской оппозиции, а также того, что еще сохраня­лось от старой технической и культурной интеллигенции, дво­рянских и служилых слоев населения. Стало известно, что пач­ками идут расстрелы на Шпалерной; да, собственно, на митингах и собраниях объявлялось, что мы будем беспощадно мстить за Кирова. Все эти операции возглавил Жданов, председатель ленинградской тройки по рассмотрению контрреволюционных преступлений.

В парторганизациях шли последовательно чистка рядов, кам­пания выдачи единых партбилетов и, наконец, полоса критики и самокритики. Все эти кампании имели одну цель: дать кара­тельным органам материалы, позволяющие держать под подоз­рением возможно больше людей, потенциально подготовленных к аресту и расправе.

Страх, подозрительность, доносы, клевета и разгул агентуры органов стали нормой для первого города революции.

В конце сороковых – начале пятидесятых годов в Москов­ском авиационном институте одним из самых уважаемых сту­дентами профессоров был Константин Ефимович Полищук. Предметом своим он владел в совершенстве, подкупал искрен­ней доброжелательностью и артистичностью.

Поверьте, в юных душах, по крайней мере в некоторых, уже в то ледяное время хватало горьких сомнений, что все совет­ское – непременно лучшее в мире. Наука, техника, искусство, мораль... И что наставники у нас – лучшие под луной, в том числе проросшие из так называемых выдвиженцев и уж подав­но – из «красных директоров».

Между тем как раз из них был и К. Е. Полищук. Но мы это­го не знали по очень простой причине: недавний «зэк», выпу­щенный из тюрьмы, однако не реабилитированный, он, естест­венно, избегал какого-либо внеаудиторского общения с нами, помалкивал обо всем, кроме своей специальности.

Сейчас Константину Ефимовичу 93 года. Родом он из кре­стьян, до революции окончил землемерное училище. В 1916 го­ду вступил в партию, был пропагандистом, участвовал в граж­данской войне. После войны – комиссар знаменитой школы РККА «Выстрел», затем – Высшей электротехнической школы, впоследствии преобразованной в академию (теперь Военная академия связи). Был ее начальником и одновременно комисса­ром.

Такова его восходящая карьера. Но было в ней одно сущест­венное понижение: в 1922 году комиссар академии перешел там же в рядовые слушатели – увидел, что со своим землемерным образованием занял чужое место.

Стал инженером, окончил адъюнктуру и вновь поднялся до должности начальника академии.

Арестовали его в 1937 году, отпустили в 1943, «простив». В заключении он работал в секретных конструкторских бюро НКВД с А. Н. Туполевым, В. М. Мясищевым, Р. Л. Бартини, В. М. Петляковым, «прощенный» – с Мясищевым и Туполе­вым, по совместительству преподавал в МАИ. Автор учебника по оборудованию самолетов и более двадцати изобретений. Ге­нерал-лейтенант в отставке.

О заседании Реввоенсовета СССР в июне 1937 года, о начале разгрома верхушки Красной армии К. Е. Полищук рассказывает по памяти, без ссылок на архивы, литературу. Не беда. Расхож­дения получились, насколько можно судить, непринципиальны­ми, лишь в некоторых деталях, а главное – документы и лите­ратура не всегда правдивее памяти. Во всяком случае, с ней то­же надо считаться.

В Электротехнической академии РККА, начальником кото­рой был я, все это можно было наблюдать в натуре: потоки грязных доносов, следующих за ними исключений из партии и, наконец, арестов. Начали один за другим исчезать преподавате­ли, слушатели и сотрудники. Почему, куда, по каким обвинени­ям – все оставалось неизвестным, в том числе и мне, и комис­сару академии. Конечно, ползли слухи: арестовали шпиона Яковлева (начальник исследовательского отдела, он был в ко­мандировке в Америке), арестовали Яворского (начальник фа­культета), «вредителя», троцкиста и так далее.

Одно за другим шли партсобрания, на которых рассматрива­лись дела об исключении из партии либо тех, над которыми ви­сел меч, либо тех, на которых он уже опустился. В последних случаях парторганизации сообщалось, что такой-то изобличен как враг народа и арестован, следовало единогласное решение об исключении. Все наши частные события шли на фоне гром­ких всенародных процессов «троцкистских блоков», сначала Ка­менева – Зиновьева, а затем Пятакова – Радека.

Вот в такой обстановке вечером 31 мая 1937 года я получил шифрованный вызов явиться завтра, 1 июня, на заседание РВС. Когда утром 1 июня я вошел в здание РВС (на улице Фрунзе), меня направили в секретариат наркома обороны. В комнатах секретариата и в зале заседаний уже собрались многие высшие начальники Красной армии: командующие войсками, началь­ники центральных управлений, начальники академии, некото­рые командиры соединений. Все они сидели за столами, на ко­торых лежали стопки отпечатанных на машинке листов бумаги. Все столы, специально поставленные, были покрыты такими материалами; сидящие за столами брали эти листки и прочиты­вали их, после чего вновь клали их на стол и брали другие. Все были угрюмы и молчаливы.

Когда я подошел к управделами РВС Смородинову и поздо­ровался, он сказал: «Идите к столам, найдите себе место и чи­тайте разложенные материалы, заседание РВС состоится позже, когда будут прочитаны материалы». Нашел я себе место рядом с Тодорским, моим начальником по Управлению академиями, и Иппо, начальником Политической академии имени Ленина. Оба они были исключительно озабочены и безмолвны. Взял со стола стопку листов и начал читать. Листы оказались протоко­лами следственных показаний Тухачевского и других арестованных по обвинению в военном заговоре.

Показания были напечатаны под копирку на листках обыч­ной бумаги, некоторые имели нумерацию, другие не имели, и все они не были сброшюрованы. Печать далеко не на всех была достаточно четкой, читать было трудно. Не сразу удавалось так­же подобрать последовательно страницы показаний. Чтение бы­ло торопливым. Между столами постоянно прохаживались со­трудники секретариата – Смородинов, Хмельницкий, Штерн – и просили не задерживать листы. Читать приходилось те листы, которые были свободны, а остальные были на руках у других. В общем, ознакомление было несистематическим, сумбурным.

Мне удалось прочитать показания Тухачевского и Фельдма­на, не полностью Уборевича, совсем я не читал показаний Кор­ка и Якира и, по-видимому, не очень много от этого потерял: все показания были написаны по одной и той же схеме. Схема эта была примерно такая: какова цель преступного заговора, в котором вы состояли, кто и при каких обстоятельствах завербо­вал вас в преступный заговор, какие преступные задания вы вы­полняли, от кого и сколько денег вы получали за шпионские сведения, передаваемые вами иностранной разведке, кого вы завербовали в состав военных заговорщиков и при каких об­стоятельствах.

Ответы на эти вопросы были стереотипные, в основном обобщенные, с незначительными нюансами, связанными с раз­личиями в служебном положении обвиняемого и его биографи­ей. Конкретные факты, точные даты, количественные и резуль­тативные данные преступлений, как правило, не указывались, но показания были пышно расцвечены стандартными саморазо­блачительными фразами типа «встал на преступный контррево­люционный путь предательства Родины с целью восстановления капитализма в стране, уничтожения советской власти, физиче­ского истребления членов ЦК Коммунистической партии и во­ждя народов мира Сталина».

Такими были, например, показания Тухачевского. В них ука­зывалось также, что он завербовал в преступный заговор многих высших военачальников, среди них Якира, Уборевича, Корка, Фельдмана, Эйдемана, Примакова. Говорилось и о том, что Ту­хачевский будто бы передавал фашистской разведке чертежи и другую документацию новых образцов военной техники (само­леты, танки, реактивное оружие и прочее), а также направлял все научные и конструкторские разработки на бесплодный, вре­дительский путь.

По аналогичной схеме были написаны показания Фельдмана и Уборевича, с той лишь разницей, что Фельдман показывал, что его завербовали в военный заговор Гамарник и Тухачев­ский, хотя он самостоятельно, будучи в Германии, был завербо­ван шпионом. Он также показывал, что сам завербовал многих генералов для участия в заговоре, в том числе и своего бывшего заместителя, ныне начальника Управления академий Тодорского. (Тодорский в это время сидел за столом рядом со мною и читал эти показания). Он указал как на завербованного на заместителя командующего войсками Ленинградского военного округа Гарькавого.

Фельдман показал, что в разное время он получал в неболь­ших суммах деньги за шпионские сведения, а иногда ему пере­давали ценные подарки (часы, авторучки). Где, когда, как полу­чал деньги, не уточнялось. Главные направления его преступ­ной деятельности – передача шпионских данных о командных кадрах и вредительство в организации частей и соединений Красной армии и передача мобилизационных планов врагу.

Выражения «преступная», «шпионская», «контрреволюцион­ная», «изменническая» повторялись в протоколах так часто, что составляли, по-видимому, не менее половины текста.

Уборевич также сознался в том, что имел двойную вербовку: сначала его завербовал Тухачевский с постановкой ему задач вредительства, а когда он был в Германии, его напрямую завер­бовала фашистская разведка. Он неоднократно получал деньги за передачу сведений о состоянии и деятельности частей и со­единений Белорусского военного округа, которым он командо­вал. Вредительская работа Уборевича, по протоколам, включала создание неэффективных укрепленных районов на западной границе, вредительский характер боевой подготовки войск и планы сдачи территории округа врагу. Он завербовал в состав заговорщиков многих генералов штаба и соединений округа, в том числе своего начальника штаба Мерецкова (Мерецков так­же сидел за столом и читал эти показания).

Надо было видеть состояние духа тех, кто упоминался как завербованный в заговорщики и читал об этом в протоколах об­виняемых, сидя здесь, в зале РВС. Это был убийственный шок.

Всегда бодрый, доброжелательный, общительный Тодорский был смертельно бледен, неподвижен и безмолвен. Ни он, ни кто-нибудь из его друзей не сказали ни слова. Все угрюмо мол­чали, старались не глядеть друг на друга. Обстановка могильная.

В таком состоянии духа мы покинули здание РВС. Как и все, я безмолвно вышел на улицу Фрунзе и побрел, не замечая ни яркого июньского солнца, ни уличного оживления. Я не нахо­дил никакого объяснения случившемуся. Долго зная многих высших начальников Красной армии, коммунистов, героев гра­жданской войны, творцов обновленной, технически совершен­ной оборонительной системы страны, не мог представить их преступниками, изменниками, врагами народа, заговорщиками против советской власти, партии, ее руководства. Но я только что читал подписанные ими их личные показания...

Все это не укладывалось в голове: сумбур, противоречиво, дико, алогично, предчувствие великой трагедии.

Совместное заседание Политбюро ЦК и РВС Союза. Я у Спасских ворот Кремля. Обычная процедура – опрос в кара­ульном помещении, и мы поодиночке направляемся по асфаль­тированной дорожке к купольному зданию заседаний ВЦИК СССР. По краям дорожки на известном расстоянии стоят ох­ранники войск НКВД, они направляют идущих к зданию. В здании поднимаемся в круглый зал заседаний (Свердловский зал).

Здесь собрался высший состав Красной армии – генераль­ская и адмиральская ее верхушка, военные, политические и тех­нические руководители. Не было только наиболее ценной груп­пы Тухачевского, Уборевича. Они томились совсем недалеко от этого зала, в подвалах внутренней тюрьмы (Лубянка). Все сидят в рядах амфитеатра отчужденно, подавленно. Нет обычных шу­ток и каких-либо разговоров. Организаторы заседания тихо хо­дят по ковровым дорожкам и разговаривают между собою ше­потом.

Из глубины зала появляются Сталин, Ворошилов, Калинин, Молотов, Жданов, Ежов, Каганович, маршалы Буденный, Блюхер. Зал встает и молча наблюдает, как президиум занимает свои места. За боковыми служебными столами рассаживаются генералы Управления РВС – Смородинов, Хмельницкий, Штерн и другие, а также руководящие работники НКВД и сек­ретари ЦК.

Места в президиуме заняли члены Политбюро – в середине Ворошилов, Молотов, а левее их разместились Калинин, Жда­нов, Каганович и Ежов. Сталин сел на краю стола справа от Во­рошилова. Все в президиуме выглядели очень озабоченно, даже угрюмо, если не считать Ежова. Маленького роста, почти кар­лик, с квадратной головой, похожий на Квазимодо из «Собора Парижской Богоматери», он был суетлив, улыбчив и о чем-то перешептывался с сопровождавшими его генералами НКВД. Он победно оглядывал президиум и зал. Сталин в своем привычном френче, в сапогах и брюках навыпуск выглядел постаревшим с тех пор, как я видел его на заседании РВС в декабре 1936 года в Доме Красной армии. Он тоже не показывал признаков угне­тенности, наоборот, имел уверенный, даже веселый вид. Он с заинтересованностью оглядывал зал, искал знакомые лица и ос­танавливал на некоторых продолжительный взгляд. Что касает­ся Ворошилова, то на нем, что называется, лица не было. Каза­лось, он стал ростом меньше, поседел еще больше, появились морщины, а голос, обычно глуховатый, стал совсем хриплым. Буденный с пышными усами носил, как всегда, благожелатель­ную улыбку, а Блюхер был сверхозабочен, тревога сквозила во всех его движениях. Маршала Егорова в зале не было.

Приглашенные разместились главным образом в передних рядах, прямо перед президиумом. Правда, передний ряд был пуст, его занимать избегали. Общее число собравшихся не пре­восходило ста человек.

Заседание открыл Ворошилов примерно так: полагаем, что все участвующие ознакомлены с материалами о действиях пре­ступной контрреволюционной группы военных заговорщиков, поставивших своей целью свержение советской власти, уничто­жение руководителей партии и советского правительства и рес­таврацию капитализма в нашей стране. Мы проворонили нали­чие контрреволюционного и шпионско-вредительского заговора в Красной армии, и это наша вина. Ума не приложу, как мы могли просмотреть такие преступления, не видеть, что творится на наших глазах в самом сердце Народного Комиссариата обо­роны. Преступления огромны, нашей обороне нанесен неисчис­лимый урон. Нам надо разобраться, как это могло случиться, выявить все корни заговора, его распространение в рядах армии и раз и навсегда покончить с любыми проявлениями контррево­люционных преступлений, откуда бы они ни исходили. Надо проявить величайшую бдительность, чтобы обнаружить все сле­ды преступлений, возродить дух преданности Красной армии нашей партии, правительству, Сталину, восстановить обороно­способность страны.

Мы должны выразить высокую признательность наркомату внутренних дел и особенно Ежову за исключительно важную работу по вскрытию преступной банды Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Фельдмана, Гамарника и других изменников Родины, полностью очистить ряды армии от шпионов, вредите­лей, террористов, какие бы посты они ни занимали в Красной армии. Мы должны научиться распознавать преступников в на­ших рядах, разоблачать и беспощадно уничтожать.

Прошу высказываться по рассматриваемому вопросу. Еще раз заявляю, подчеркнул Ворошилов, что я лично в этом деле проявил недопустимую близорукость и отсутствие должной бди­тельности, что в дальнейшем я постараюсь исправить свои ошибки.

Все выступавшие держали слово примерно по одной схеме. Они прежде всего рассказывали о своей простоте: как это так они многие годы работали рука об руку с преступниками, дру­жили с ними и нигде и ни в чем не замечали их преступлений; они глубоко сожалеют о своих промашках, раскаиваются в до­верчивости к врагам народа, высказывают презрение к преступ­никам, требуют для них беспощадной кары, обещают проявлять бдительность во вверенных им соединениях и учреждениях, обещают сделать все, чтобы возместить нанесенные заговорщи­ками потери и вывести Красную армию на небывалую высоту боевой готовности и преданности партии, правительству и лично товарищу Сталину.

Те, кто был назван в показаниях как завербованный заговор­щиками, клялись, что они никогда ни в помыслах, ни делом не замышляли никаких преступных действий, что они грубо окле­ветаны преступной бандой; требовали для изменников смертной кары. Ни один из выступавших не подверг сомнению и критике истинность показаний, их правоту и доказательность, юридиче­скую чистоту и логичность показаний, наличие фактических данных. Никто не обратил внимания на бессодержательность материалов следствия, общие слова и отсутствие конкретных сведений (что, где, когда, чем подтверждается).

Я до сих пор не могу понять, почему такие высокие, много­опытные мужи, герои Гражданской войны и революционных действий так слепо пошли на поводу за бестолковыми, необос­нованными протоколами, такими чисто хлестаковскими словес­ными нагромождениями. Тут, по-видимому, приложим только один закон: «если Бог хочет наказать, он прежде всего отнимет разум».

Скажу про себя: хотя какие-то инстинктивные сомнения гнездились в душе, но тот факт, что вот сейчас я сам читал лич­ные показания знакомых мне людей, где они страстно призна­вались, что они преступники, что они имели цели шпионажа, вредительства, что они предавали сознательно, за деньги преда­вали страну, помогали врагу, ослабляли Красную армию и за­ставляли верить – да, это преступники, это лицемеры-изверги, они заслуживают смерти.

Все выступавшие оценивали совершенное участниками заго­вора как самое отвратительное преступление, мерзкую уголов­щину, заслуживающую одной оценки – смерть преступнику.

По этой схеме выступили Дыбенко, Блюхер, Орлов, Кучинский, Алкснис, Осепян, Авиновицкий, Кулик, Городовиков и другие.

Из высших начальников особое впечатление произвело вы­ступление Мерецкова. Он был назван Уборевичем как участник заговора, которого Уборевич завербовал давно и который вы­полнял шпионские и вредительские задания. Мерецков долгое время был начальником штаба Белорусского военного округа у Уборевича. В 1936 году Мерецков работал главным военным со­ветником Испанской республики и лишь накануне заседания РВС вернулся из Испании. Мерецков говорил, что показания Уборевича, будто он участник военного заговора, – неслыхан­ная клевета на него: он никогда ни единой мыслью или дейст­вием не повинен в каких-либо преступных намерениях или дей­ствиях. Он всегда, на любых постах верой и правдой служил Ро­дине, партии, Сталину. Он поражен такой беззастенчивой клеветой Уборевича. Он на любой работе готов доказать свою преданность Родине. Что касается Уборевича, то он, Мерецков, проклинает преступника и его преступления и требует для него самой беспощадной кары.

В таком же ключе выступил и Кучинский, бывший до этого начальником штаба Украинского военного округа и долго рабо­тавший под руководством Якира.

Тодорский, которого тоже назвал в своих показаниях Фельд­ман как участника военного заговора, завербованного им, со­всем не выступал на заседании и, как мне помнится, не являлся на эти заседания ни второго, ни третьего июня.

При всяком выступлении (они происходили с мест, без вы­хода на трибуну) Сталин внимательно слушал оратора, при­стально смотрел на выступавшего, изредка попыхивая трубкой, а иногда вставал и прохаживался возле стола. Никаких бумаг перед ним не было, и я не замечал, чтобы он записывал что-ли­бо. Реплики он давал редко. Замечания его были краткими. Так, во время выступления Мерецкова, когда тот клялся, что он ни в чем не виновен, Сталин сказал: «Это мы проверим», а на его за­явление доказать на любой работе преданность Родине, Стали­ну, заметил: «Посмотрим». Все время заседаний Сталина не по­кидала уверенность, приподнятость настроения и даже иронич­ная усмешка.

Молотов, Калинин, Каганович все заседание сидели молча, с сосредоточенным видом, тоже внимательно слушали и изредка о чем-то переговаривались между собой. Ежов, напротив, вел себя очень оживленно, он то и дело вскакивал со своего места, уходил куда-то, потом снова появлялся в проходе, приближался к Сталину, шептал что-то ему на ухо, опять вскакивал и надолго исчезал из поля зрения. На лице его была квазимодовская ус­мешка и желание показать энергию и смелость действий. Ино­гда, выходя из зала, он забирал и всю команду своих помощни­ков, которые плотно толпились у входа в зал; через час-полтора все вновь появлялись в зале, а Ежов снова шептался со Сталиным.

В течение двух дней заседаний наблюдались прямо дьяволь­ские происшествия: из зала заседаний наяву исчезал то один, то другой военачальники. Обнаруживалось это обычно после пере­рывов в заседании. До перерыва рядом с вами сидел кто-нибудь из командиров, а после перерыва вы его уже не могли обнару­жить в зале. Все понимали, что это значит: тут же, на наших глазах, агенты НКВД хватали того или иного деятеля и переме­щали его из Кремля на Лубянскую площадь. Все мы понимали, что происходит, в кулуарах фамилии исчезнувших шепотом пе­рекатывались волнами, но в зале все молчали, с ужасом ожидая, кто следующий. Особенно крупная утечка начальников про­изошла между заседаниями, в ночь с первого на второе июня. Состав пленума потерял за это время около половины своих членов – как командных, так и политических руководителей. И опять-таки никто из многоопытных мужей не поднялся в зале и не спросил, что же это такое происходит, куда деваются наши товарищи? Все, как кролики, смотрели на Сталина и Ежова, все наэлектризованно следили за движениями Ежова и его помощ­ников, толпившихся у входа, все следили за перешептываниями Ежова со Сталиным, все думали: «пронеси, Господи!». Над все­ми царил дух обреченности, покорности и ожидания.

В общем, из Свердловского зала после двух дней заседания своим ходом вышли меньше половины высших военачальников Красной армии, а другая половина под охраной ежовской ко­манды оказалась уже на Лубянке.

В конце второго дня выступил Сталин. Он был очень бодр, уверен в себе и, я бы сказал, был весел. Он также утверждал, что в Красной армии обнаружен военный контрреволюционный заговор, организованный кучкой негодяев и т.д. Эта кучка по­донков, «засранцев» (так и было сказано) вздумала пойти про­тив нас, против руководителей ЦК. За это они поплатятся жиз­нью. Это жестокий урок для всех нас, мы обязаны самым тща­тельным образом проверить все корни и связи заговорщиков и очистить ряды Красной армии от всех изменников и их охвостьев. Надеюсь, что НКВД под руководством испытанного больше­вика товарища Ежова до конца выполнит свою благородную миссию.

Последнее слово на заседании сказал Ворошилов. Общий смысл его выступления был таким же, как и вводное слово. В заключение он сказал: смерть жалким предателям, ублюдкам Тухачевскому, Уборевичу, Якиру, Корку, Фельдману и всем, кто пошел против Сталина.

К концу заседания первого дня, когда слава и гордость Крас­ной армии, ее высшие командиры выступили с покаянными ре­чами, били себя в грудь, заявляя о верности Сталину, в зале произошло заметное оживление и даже шум. В зал в очередной раз вбежал Ежов, с кипой каких-то бумажек он подошел к Ста­лину, дал ему две бумажки, пошептался с ним, а затем с осталь­ными бумажками пошел к входу в зал, к толпе своих помощни­ков, которые удовлетворенно переговаривались друг с другом. Ежов передал своим агентам бумажки, и они начали разносить эти бумажки по рядам заседающих военачальников и давали ка­ждому по две бумажки. Получил и я такие две бумажки в пол ­листа. Это оказались заявления Бухарина и Рыкова. Они были напечатаны на машинке и имели следующее содержание. Я помню их дословно. Вот они:

«Народному комиссару внутренних дел Н. И. Ежову Ник. Ив. Бухарина

заявление

Настоящим заявляю, что я готов давать показания о своей контрреволюционной деятельности.

Москва. Внутренняя тюрьма НКВД».

То же – от А. И. Рыкова.

Возбужденный и смеющийся Ежов торжествовал победу сво­их пыточных мастеров.

Забитыми, жалкими вышли мы, оставшиеся еще на воле ко­мандиры Красной армии. Что происходит? Что ждет нас? Кому верить? С одной стороны, сознание полной собственной неви­новности, с другой – записанные в протоколах дознаний заяв­ления арестованных, признающихся в тяжелейших преступле­ниях против всех святынь. А тут еще хватают и сажают сидящих рядом твоих товарищей, которым ты верил как себе!

Но ведь ни один выступивший на заседании не усомнился в том, что заговор имел место, не усомнился ни Ворошилов, ни те, кого тут же схватили и превратили в заговорщиков. Откуда такая слепота? Если хоть чуть-чуть критически отнестись к про­токолам, то «липа» обнаруживается просто блистательно.

Все читавшие эти протоколы были слепые люди, они поте­ряли остроту зрения до 1937, они были изувечены культом лич­ности, они не хотели думать, критиковать, анализировать. Они верили. И почти всем им пришлось вскоре подписывать такие же липовые собственные показания и идти на плаху.

Несмотря на грубость, невежество и очевидность обмана, по­становка Ежовым спектакля военного заговора заворожила «стреляных воробьев» революционной борьбы и Гражданской войны и опытных полемистов во внутрипартийных дискуссиях и оппозиции. Как кролики, они смотрели в змеиные очи вели­кого вождя и смиренно ждали, когда их схватят и проглотят. Иначе, чем массовым обалдением, это состояние не назовешь.

Особого замечания заслуживает поведение на заседаниях Во­рошилова и Буденного – они оба работали со Сталиным мно­гие годы, прошли с ним боевые походы, видели его грубость, лицемерие, коварство и не сделали ни одной попытки прове­рить и сопоставить с действительностью глупейшие нагромож­дения чуши в показаниях пятерки. Либо они, сидя на высших командных постах, были в самом деле безмозглые идиоты, либо они подыгрывали «великому вождю» сознательно, идейно, или боясь за собственную шкуру. Если судить по дальнейшему ходу событий и роли в них того и другого, то первое предположение, может быть, больше характеризует Буденного, а второе – Воро­шилова, хотя сам он, бия себя в грудь, о себе говорил: «Я ста­рый дурак».

Восстанавливая в памяти ход всего этого заседания Полит­бюро и РВС и имея опыт собственного участия в качестве кро­лика в дальнейшем развитии этой драмы, я убежден теперь, что поведение Сталина на этом заседании явно указывало, что в его лице мы имеем дело с автором сценария и режиссером всей этой постановки. Он ее задумал и разработал давно и ко време­ни осуществления уже имел полный подбор действующих лиц, подготовил их действия и все мизансцены и рассчитал ожидае­мый эффект игрового действия.

Заседания Политбюро и РВС, суд и расстрел Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Фельдмана и других были прологом к дальнейшим многосерийным частям драмы по последовательно­му массовому уничтожению командных кадров Красной армии.

В убийственном состоянии духа покинули зал все оставшие­ся на воле высшие командиры Красной армии. Потеряв уверен­ность в себе, товарищах, руководителях, делах. Мысли, что же это происходит, что же будет дальше, стесняли волю, актив­ность, деятельность.

Вернувшись в Ленинград, в академию, я ощутил полную опустошенность; дни за днями шли слухи, что новые и новые мои руководители и товарищи исчезают в неизвестности. Про­пал начальник связи РККА Лонгва, начальник артиллерийской академии Тризна, начальник политуправления округа Славин. В академии исчезли начальник факультета Яворский, начальник научно-исследовательского отдела Яковлев, начальник учебного отдела Ковалев.

Вокруг себя я ощущал пустоту, меня явно избегали некото­рые подчиненные, старались не ходить на доклады, в общем, старались держаться отчужденно, начиная с моего помощника по политчасти Саенко. Кстати, мои два бывших помощника по политчасти, Баргер и Чернявский, уже были арестованы. А 10 июля 1937 года, когда в день отдыха я с семьей был на даче под Ленинградом, ночью явились добры молодцы, приехали на мо­ей же машине из города, устроили разгромный обыск, отвезли меня в город и бросили в известную царскую тюрьму «Кресты».

Так началось мое хождение по мукам.

Журнал «Знание – сила», 1995, № 5

П. Григоренко

РАЗВЕДСВОДКА № 8

Подлинную историю этой разведсводки я узнал лишь в 1966 году.

Как-то мой друг и учитель, российский писатель Алексей Костерин пригласил меня зайти: «Познакомлю тебя с очень ин­тересным человеком», – сказал он. Я всегда был рад приглаше­нию Алексея Евграфовича.

Когда я приехал, у Евграфыча никого из посторонних не бы­ло и мы, как обычно, уселись за чай и разговоры. Алексей был удивительный собеседник. Любой теме он умел придать увлека­тельность и, чаще всего, веселый отсвет. При этом смеялся он заливистым мальчишеским смехом. Такого заразительного сме­ха я больше никогда в жизни не слышал.

Я сидел спиной к входной двери и так был увлечен беседой, что не обратил внимания на стук в дверь и на хозяйское – «войдите»! Поэтому для меня было полной неожиданностью, когда улыбающийся всем лицом хозяин произнес: «Ну, вот, а теперь познакомьтесь, однополчане»... Я вскочил и пораженный уставился на не менее пораженного моего однокурсника по Академии Генерального штаба и сослуживца по Монголии и Дальнему Востоку – Василия Новобранца. В последний год на­шей совместной службы мы были очень дружны. Алексей Евграфович, к которому Союз писателей направил Василия со своими мемуарами, очень быстро понял, что мы хорошо знаем друг друга. И вот свел нас. И теперь с удовольствием хохотал, глядя на нашу обоюдную растерянность. Но скоро мы овладели собой. И вот сидим вспоминаем. А затем я получаю от Василия экземпляр его рукописи мемуаров и до деталей постигаю весь ужас творившегося в военной разведке.

До Академии Генерального штаба Василий работал в войско­вой разведке. После академии мы оба были назначены на опе­ративную работу. Работая бок о бок, подружились. За год до на­чала войны Василий был отозван в распоряжение Разведупра Генерального штаба, и вскоре мы узнали о назначении его на­чальником информационного управления. Это было прямо-та­ки головокружительное повышение.

Правда, шло оно в общей струе так называемых «смелых выдвижений», которые были рекомендованы самим Сталиным.

Будучи человеком умным, инициативным и мужественным, Василий Новобранец твердой рукой взял бразды управления разведывательной информацией. И когда бериевская разведка передала в Политбюро ЦК КПСС и в Генеральный штаб так на­зываемую «югославскую схему» группировки немецких войск в Европе, Василий, внимательно ее изучив, твердо сказал: «Дезо!» (дезинформация).

Докладывая начальнику Разведупра, он сказал: «Наша схема базирована на донесениях нашей агентуры и проверена нашими «маршрутниками» («маршрутники» это люди, которые, ничего не зная о группировке противника, получают задание пройти определенным маршрутом и доложить обо всем замеченном по пути). Но и без этого наша схема определена. Группировка про­тивника ясна. Она ясно выражена как наступательная. А юго­славы, мало того, что «не заметили» почти четверти немецких войск, переместили большую их часть к Атлантическому океа­ну, раскидав там без всякого смысла, они и у наших границ по­казывают немецкие войска на тех местах, где мы знаем, что их нет, и расположены они без оперативного смысла. В своей по­яснительной записке югославы объясняют эту бессмысленность как явный признак того, что немецкие войска отведены сюда на отдых. Но это детское объяснение. Если бы даже те немецкие войска, которые показаны у Атлантического океана, действи­тельно готовились, как утверждают югославы, к десантной опе­рации против Англии, то войска у наших границ, даже если они пришли сюда на отдых, должны располагаться не без смысла, а в оборонительной группировке. Я не поверю, что в немецком Генеральном штабе сидят такие идиоты, которые, планируя на­ступательную операцию на Запад, не примут мер для прикрытия своего тыла с востока».

Начальник Главного разведывательного управления полно­стью согласился с этим. Но в Политбюро его даже не выслуша­ли. Было получено указание руководствоваться в оценке состава и группировки немецких войск югославской схемой. Оказыва­ется, эта схема понравилась Сталину и он начал руководство­ваться ею. По ней, а не по разведсводке № 8, писалось и «Заяв­ление ТАСС». Доказывая Василию Георгиевичу «мудрость», за­ложенную в это заявление, я оправдывал безмозглость «вождя» и объективное предательство им Родины. Заявление ТАСС ли­шило армию элементарной боеготовности и дезориентировало весь народ, а югославская схема наносила удары по наиболее знающим, опытным и мужественным работникам высшего руководства вооруженных сил.

Генерал-лейтенант начальник (1985-1 990 гг.). До прибытия на факультет был командиром полка, дивизии, армии, первым заместителем командующего войсками Приволжского военного округа. Награждён орденами Октябрьской революции, «За службу Родине в Вооружённых Силах» II и III степеней, многими медалями.

Мне выпала честь в течение пяти лет, с апреля 1985 г. по апрель 1990 г. служить в этом уникальном высшем военном учебном заведении в должности его начальника.

Принимая и возлагая на себя большую ответственность, я поставил перед собой задачу: прежде всего глубоко изучить планирование, организацию и ход учебного процесса в реальных условиях, состав и уровень подготовки преподавателей, методику обучения и воспитания слушателей. Большую часть служебного времени и внимания я уделял специальным кафедрам - финансов, финансового контроля и военно-экономических дисциплин.

На основе глубокого анализа результатов учёбы и поведения слушателей в повседневной жизни, итогов сдачи ими государственных экзаменов и их службы в войсках наш коллектив постоянно совершенствовал межкафедральные связи, методику, опыт обучения и воспитания.

Выезды слушателей в учебный центр Ярославского военного училища, практические занятия по огневой и тактической подготовке, спортивно-массовые мероприятия обеспечивали высокую результативность каждого слушателя-воина.

Всматриваясь в серьёзные и радостные лица на фотографиях выпускников факультета 1985-1990 гг. в книге «Военная финансово-экономическая служба России: история и современность» 2003 года издания., думаю о том, какой большой отряд высококвалифицированных специалистов пополнил финансовые органы дивизий, армий, округов, управлений МО СССР; о том, как они своим трудом, применением знаний, полученных на факультете, содействовали повышению боевой готовности ВС СССР, экономному использованию денежных средств, выделяемых государством для этих целей.

В огромном объёме выполненных задач, конечно же, основную роль сыграли прежде всего генералы: СМ. Ермаков, В.А.Нестеров, СМ. Ефимов, Л.С. Ровный, полковник А.И. Макаров; начальники кафедр: А.И. Пожаров, И.И. Климов, В.В.Тиванов, В.П.Челышкин, В.С.Новиков, Н.З. Кунц, Г.П. Жуков, С.Ф. Викулов, В.П.Рачинский; ведущие преподаватели: СП. Волков, Г.М. Кирисюк, Е.А.Кузьмин, И.П.Лахметкин, А.Т. Перчун*. Г.С. Подистов, Н.Л. Супрун, В.И. Цема и др. Большая заслуга в достижении положительных результатов в учёбе слушателей, в их воинском и нравственном воспитании принадлежит начальникам курсов: Н.И. Григорчуку, А.А.Федулову, И.Р. Зиминскому, И.И. Доро-говцеву, И.Н. Пажитнову.

Абсолютное большинство выпускников, по отзывам из войск, успешно и качественно выполняли свои обязанности и заслуженно повышались в воинских званиях и должностях. Закончив военную службу, уволившись в запас, они продолжают трудиться в оборонных отраслях государственных, частных, коммерческих организаций, приносят большуюпользу государству, народу и Вооруженным Силам РФ.

Такими профессионалами являются: Б.Н. Кузык., К.И.Жердев, Н.И. Кабин, А.А. Ковальчук, С.А.Лучкин, Б.В. Шахов, В.М. Гребе-нюк и др. Военный финансово-экономический факультет располагал большим потенциалом ученых. Их количество от общего состава преподавателей постоянно росло и составляло 65-70%.

На факультете функционировала адъюнктура. Благодаря хорошей работе кандидатского Диссертационного совета кафедр (председатель - С.М.Ермаков, заместитель начальника факультета по учебной и научной работе кандидат экономических наук профессор) и стремлению к защите перспективных преподавателей и выпускников факультета, интерес к росту числа учёных постоянно повышался.

Этому способствовала активная и настойчиво проводимая военно-научная и исследовательская работа. Издаваемые учебники, методические, теоретические труды и пособия, диссертационные исследования использовались как в учебном процессе, так и в практическом применении финансово-экономическими органами в войсках, управлениях и на предприятиях.

Научно-исследовательский отдел - полковник В.В. Прохоровский, научно-исследовательские лаборатории - полковник Ю.А.Тропин, подполковник В.В. Небытов, редакционно-издательский отдел - полковник А.В. Хижняк со своими подчинёнными офицерами, рабочими и служащими активно способствовали повышению уровня обучения слушателей и научного потенциала факультета.

Коллектив библиотеки, общий фонд которой составлял 156 тысяч изданий, её заведующая Н.П. Иванова активно помогали преподавателям и слушателям в работе и учёбе.

Материальная база факультета полностью обеспечивала потребность учебного процесса. Три лекционных зала, методический кабинет, учебные кабинеты кафедр, оборудованные техническими средствами обучения, постоянно обновлялись и совершенствовались, благодаря чему достигался и качественно новый уровень подготовки слушателей.

Просторный спортивный зал активно и полностью использовался для повышения уровня физической подготовки постоянного и переменного состава . Начальник кафедры В.С.Кузин, а затем - СБ. Бенедиктов со знанием дела проводили занятия и спортивные соревнования между учебными группами и курсами.

Огромный зал клуба, начальник - майор Б.Т. Столба, совет клуба обеспечивали проведение различных культурно-массовых мероприятий со всеми категориями личного состава и их семей. Встречи со знаменитыми артистами, смотры художественной самодеятельности на первенство подразделений создавали благоприятную обстановку для отдыха, выявляли таланты и повышали настроение в коллективах.

Совершенствовались экспозиции Музея факультета, созданного в 1977 г. Большими усилиями полковника В.Ф. Ермолаева и его группы были обновлены и созданы заново экспонаты Музея, в которых отображались основные периоды становления и развития финансовых органов ВС СССР и подготовки офицерских кадров.

Службы тыла под руководством заместителя начальника факультета по МТО полковника И.Л. Смоляра и его подчинённые офицеры В.М. Закатаев, А.И. Янович, прапорщик В.И. Еремеев; медицинская служба - полковник О.А. Киреев, затем - Т.А.Сабуканова; финансовый отдел - подполковник В.А. Белоусов; служащие, медицинские врачи и сестры, рабочие этих подразделений качественно и полностью обеспечивали весь личный состав положенными видами довольствия, медицинской помощью, квартирами, общежитием.

Профсоюзная организация факультета, председательместного комитета, опытныйспе-циалист методической работы Н.Ф.Еремеева; заведующие учебными кабинетами кафедр: А.К.Бякова, А.А.Зимина, А.И. Ивашкина, Т.А. Можаева, Г.И.Чиркова, Л.А.Яковлева; профорги подразделений Э.А.Хитренко и М.А. Холошня; вожаки молодежи И.Г. Агузум-цян и Л.В.Платова; профсоюзные активисты Л.И. Бакулина, Н.Г. Большакова, Г.А. Пуш-карёва, И.В. Седова, Л.Д. Сергеева и др. оказывали командованию факультета, кафедр, отделов повседневную помощь в решении практических задач по совершенствованию учебного процесса, учебно-материальной базы и бытового устройства личного состава. Большую помощь и внимание в работе мы постоянно ощущали от руководства Центрального финансового управления МО СССР, прежде всего от генерал-полковника В.Н.Дутова и его заместителей - В.Н. Бабье-ва, А.В.Тишина, А.И. Котляра, начальников управлений - С.А. Коренного, А.Ф. Чимина, Л.А. Тимашева, В.Ф. Медведенко, В.М. Кошкина, В.А. Широкова, Л.Н. Сарычева и их подчинённых.

За это им всем большое спасибо!

Я удовлетворён тем, что мой труд в должности начальника Военного финансово-экономического факультета был отмечен нагрудным знаком «Ветеран финансовой службы МО РФ», а также медалью МО РФ «Генерал-полковник Дутов», которые вручила мне начальник Главного финансово-экономического управления - заместитель Министра обороны РФ по финансово-экономической работе Л.К. Куделина.

С благодарностью поимённо вспоминаю всех членов нашего большого и ответственного коллектива и говорю « спасибо» всем им за плодотворную совместную работу по подготовке высококвалифицированных кадров для финансовых органов.

Здесь птицы не поют...

Снова пришла удача,
В рыбе стою по пояс,
Рядом усталой клячей
Холодом дышит Полюс.
А. К. Малышев

Сегодня целый день у меня в голове звучит мелодия из фильма «Белорусский вокзал»: «Здесь птицы не поют, деревья не растут…» И я понял, как неожиданно близки мне эти слова здесь, куда вновь, через много-много лет, забросила меня судьба. Как точно они относятся ко всему Мировому океану и к этому волшебному месту – Антарктике.

Почему наша планета называется Землёй? Это неправильно! Ведь суша занимает всего-то менее 30 % поверхности нашего «шарика». Мне, океанологу, обидно… А почему не Океан? Как бы правильно это звучало: «Наша родная планета Океан». Может быть, тогда люди по-другому и относились бы к океанам. Может быть, тогда они берегли бы и сохраняли своё достояние, своё богатство, свою колыбель, может быть, тогда мы знали бы о своей планете хоть немного больше, может быть тогда… может быть… Да, согласен, размечтался. Сегодня мы гораздо больше знаем о далёком космосе, чем о своей планете. А это диагноз… Диагноз всему человечеству. Но – не будем о грустном…

Антарктика, моя любимая Антарктика! Она особенно уязвима, она совершенно беззащитна перед лицом человеческого потребления. Этот уголок планеты пока ещё не очень обижен человеком «разумным», – извините за кавычки, – сравнительно, конечно. Первый раз здесь «наступили на грабли» в конце 60-х, когда «задавили» мощными отрядами крупнотоннажных тральщиков мраморную нототению. Ловили по потребности, не обращая внимания на робкие призывы отдельных учёных (глас вопиющего в пустыне) остановиться. Где там… Мало того что ловили, так ещё и отходы производства валили, почём зря, за борт… Не заморачивались производством ни рыбной муки, ни рыбьего жира. В результате – нет больше великолепной, деликатесной рыбы. Есть-то она, конечно, есть, да кто ж её съест… Простите за каламбур. Иногда на прилавках появляется нечто под товарным названием «нототения», но не спешите за покупкой, господа, это совершенно другая рыба. Возможно, это сквама, или серая нототения, – ну, это вам ещё повезло, а может попасться бычок, или зелёная нототения, совсем уж невкусная рыба. Имеется ещё несколько вариантов… но сегодня у нас другая тема.

Придонная температура на глубинах промысла мраморной нототении (400–500 м) – около нуля градусов, и в таком холодильнике бесхозяйственно выброшенные за борт рыбьи «потроха» великолепно сохранялись годами. В конце 70-х наши исследовательские тралы, на местах былых сражений, ещё приносили целенькие (хоть вари уху) головы мраморной нототении. Но природа имеет свои механизмы самоочищения – где-то к середине 80-х естественным образом очистились заваленные рыбьими головами промысловые площадки Южной Георгии (ложбина Бородатова, ложбина нототении и др.). Здесь, на деликатесных запасах, во множестве расплодились морские ежи, некоторые виды крабов и другие донные организмы и, в конце концов, сделали своё дело. Есть сведения, что популяция мраморной нототении на Южной Георгии восстанавливается. Ну, дай-то Бог. Но не следует нам успокаиваться и забывать о некогда содеянном.

Много ещё деликатесных рыбных объектов есть в Антарктике, и первый среди них – клыкач.

Мне кажется, что именно история промысла мраморной нототении и подтолкнула часть государств, реально заинтересованных в эксплуатации живых ресурсов Антарктики, к созданию одной из немногих реально работающих систем по защите этих самых ресурсов, – системы международного научного наблюдения. Это были государства-члены АНТКОМ. Сама по себе конвенция, подобно множеству прочих конвенций, договоров, мер и принципов, излагающих полезные вещи, не работала. И оставалась бы она перечнем благих намерений, которые известно куда ведут, не будь принято в начале 90-х решение о создании системы международного научного наблюдения.

Конвенция АНТКОМ декларирует своей основной задачей защиту всех живых ресурсов Антарктики, за исключением китов и тюленей, которые находятся под защитой специализированных конвенций. Система международного научного наблюдения реально взяла под свою защиту два родственных вида клыкачей: патагонского и антарктического. Эти два вида очень похожи. Их не сразу удаётся отличить и специалистам. Клыкача, который распространён циркумполярно вокруг всей Антарктиды, было не так легко добыть и уничтожить, как легендарную мраморную нототению. Скорее всего потому, что проживает эта великолепная по вкусовым качествам рыба – как говорят про неё мои украинские друзья: «Як сало!» – значительно глубже. Оптимальными глубинами промысла считаются 600–1800 метров. Однако человек и здесь «приговорил» бы её, так что вмешательство АНТКОМ было весьма своевременно.

Сегодня промысел клыкача ведётся в строго регламентированном порядке. На каждом промысловом судне находятся по два научных наблюдателя: национальный и международный. Эти специалисты имеют соответствующее образование и опыт работы в профильных организациях своих стран. Именно по их данным – данным независимых специалистов, учёные АНТКОМ разработали сроки начала и окончания промысла, научно обосновали квоты по каждому подрайону; опираясь на их независимые данные, приняты и ежегодно совершенствуются меры по сохранению, которые легли в основу организации рационального промысла клыкача в Антарктике.

На АНТКОМовскую тему
Разрешите мне сказать:
Уязвимые системы
Не позволим уязвлять.

Что же, значит всё хорошо, всё отлажено, всё совершенно?

Нет. Конечно же, нет. Работы ещё непочатый край.

Государствами-членами АНТКОМ ведётся постоянная работа по подготовке научных наблюдателей. У нас в России этим занимается Всесоюзный научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО). С 2014 года все кандидаты на пост наблюдателей участвуют в семинаре по подготовке международных и национальных научных наблюдателей; они после сдачи экзамена получают «Сертификат научного наблюдателя АНТКОМ», который удостоверяет право соискателя быть научным наблюдателем на промысле клыкача в зоне действия АНТКОМ сроком только на один год. В следующем году кандидат на должность научного наблюдателя должен снова участвовать в семинаре, чтобы в новом году работать в точном соответствии с ежегодно изменяемыми мерами по сохранению, перенять опыт коллег, передать свой опыт и предложения по совершенствованию системы. Вот и мне, после долголетнего сидения в начальственном кресле, в этом году удалось вернуться на «оперативную» работу. Говорят, что в одну реку не входят дважды, а мне вот удалось… С удовольствием выполнял обязанности международного научного наблюдателя на борту украинского ярусолова «Симеиз».

Тебе, Антарктика, я вновь готов служить,
Здесь я опять наполнен доброй силой.

Это было несколько затянувшееся вступление. Вернёмся же к началу этого очерка-репортажа «Здесь птицы не поют…» Не до песен этим работягам: вечным странникам альбатросам, прекрасным планеристам буревестникам, и уж тем более не до песен пингвинам. Не стрекозы… У них каждый божий день на счету, «лето красное» в разгаре. Но очень уж оно не похоже на наше, привычное лето. Температура около нуля, лёд, ветер до штормового, осадки, чаще всего в виде снега. А сезон 2014–2015 годов, как уверяют старожилы, совсем не похож на предыдущие. Пресловутый «ледовый пояс» всегда преодолевался с трудом, но как заслуженная победа рыбаков ждала открытая ото льда поверхность – полыньи морей Амудсена и Росса. В этот раз промысловые участки не открылись до самого Нового 2015 года. А «пароходы» пытались пробиться… Каждый стремился быть первым и занять самые «хлебные» участки распространения скоплений клыкача. И это приводило к повреждениям: не выдерживали старенькие корпуса, трещали лопасти винтов, гнулись оси, «летели» детали двигателей. К счастью, обошлось без гибели судов, как уже случалось на этом непредсказуемом «марафоне», но выбывшие из битвы пароходы были.

Господа судовладельцы, вы содержите ярусоловы, ежегодно снабжаете их, рискуете крупными деньгами – так почему бы вам не скинуться на аренду небольшого ледокола, который обеспечит безопасную проводку судов и прекратит эту ежегодную гонку за рыбой, которая приводит к гибели людей, к гибели и вашей собственности – самих судов? Это очень недёшево вам обходится. Уверен, что АНТКОМ вас поддержит, а при соответствующем финансировании, и поможет в оптимальном варианте организовать ледокольную проводку судов. Обязан поддержать, ведь выполнению его главной задачи – cохранение живых ресурсов Антарктики – не способствует гибель судов в зоне АНКОМ. Это же десятки тонн такелажа, пластмассы и тому подобных материалов, не говоря уже о сотнях тонн топлива…

Суров и бескомпромиссен мир Антарктики. Но до чего же хороша её девственная природа – вот оно, настоящее белое безмолвие… Белое – потому что льды и айсберги; белое – потому что снег идёт большую часть времени; белое – потому что круглые сутки день… Белое солнце иногда выглядывает из-за снежных туч, ослепляя всё, что передвигается по ледяным полям. Это тюлени и пингвины, а больше никто здесь и не живёт. Тюлени не тратят энергии на пустое. Если они не питаются, то спят себе прямо на льду, а если ветрено, прячутся за «ропачок» и там продолжают спать, а если пароход подходит совсем близко и беспокоит животных, они уползают, потряхивая жирными телесами. Издали они больше всего похожи на огородных слизняков, которых можно в изобилии наблюдать на наших дачах.

На пречистые поля –
На морское сало,
Белым белое беля,
Падал снег устало.

Иное дело пингвины. Маленькие подвижные пингвины Адели, очень общительные и любопытные создания, выстраиваются вдоль кромки ледяного поля и размахивают своими крылышками-обрубками – интересуются; и если судну случается остановиться во льду, они тут как тут. Собираются группами по 3–7 экземпляров и активно общаются с экипажем, но быстро теряют интерес к пришельцам и спешат заняться своими пингвиньими делами. В вертикальном положении они передвигаются медленно, раскачиваясь всем телом, а если нужно быстро, катятся на пузиках, как у нас ребятишки катались когда-то с ледяных горок. Кстати, ошибался наш великий пролетарский писатель Максим Горький насчёт «жирного пингвина». Мне случалось поднимать на руки этих «маленьких птичек» – сплошной комок мышц, удержать пингвина в руках весьма не просто…

Нет, пингвин совсем не робок
И не жирен, господа.
Он не скачет по дорогам.
Это правда. Это да.

Гораздо реже здесь встречаются императорские пингвины, но в этом году мы видели и группы до пяти экземпляров, и пары, и одиночных «императоров». Их легко отличить от Адели по размерам, по ярким жёлтым «слюнявчикам» на груди, но главное – это воистину императорское величие: гордая посадка головы и чёрный удлинённый фрак. Хотя когда судно приближается к ним непочтительно быстро, они теряют королевское присутствие духа и спасаются бегством точно так же, как их маленькие родственники, – на пузе.

В первой части нашего ледового перехода (избегаю словосочетания «ледовый пояс», в этом году никакой это не пояс – это тулуп какой-то) мы наблюдали все формы плавающего морского льда: прекрасный блинчатый, классическое сало, мелкобитый и крупнобитый лёд – и, наконец, пошли обломки ледяных полей разного размера, обильно украшенные айсбергами.

Это огромные старые льдины-конгломераты, несущие на своих дебёлых плечах всю историю своей жизни, историю баталий с соседними льдинами, рубцы и шрамы от прошлых разломов при столкновениях и лобовых таранах айсбергов. На поверхности таких бывалых льдин видны ропаки (вертикально и не очень вертикально поднятые плоские поверхности), из-за этого пейзаж напоминает занесённое снегом городское кладбище… Почему городское? Ну, возможно, сейчас и на сельских погостах ставят разные (по вкусу и достатку) гранитные и мраморные плиты, которые беспорядочно понатыканы по телу кладбища.

Выше я упомянул о столкновениях ледяных полей с айсбергами. Ну да, они, айсберги, конечно же, выходят из боя победителями, но кое-какие потери всё же несут – тут и там на льдинах видны не могилы-ропаки, а яркие голубые вкрапления чистого материкового льда. Это красиво, но для судна, несущегося на всех парах за рыбацкой удачей, весьма опасно! В этом районе на горизонте одновременно можно наблюдать более сотни разнообразных по формам и размерам айсбергов. Айсберги – это паруса ледяных полей. Имея самую невероятную форму надводной части и не менее причудливую конфигурацию подводной, – а это ведь до ¾ общей высоты гиганта, – айсберг передвигается под суммарным воздействием ветра и течения. Ну и попробуйте предсказать, куда поплывёт эта махина, куда повлекут её подводные и надводные «крылья»… Эти паруса гуляют сами по себе. Они переходят из одного ледяного поля в другое, дробя их на части и перенося в самом невероятном направлении.

Вот так в моей Антарктике всегда – прекрасное соседствует с ужасным, но всегда она остаётся до конца непознанным, далёким и манящим Пятым океаном нашей планеты.

Калининград,
июль 2015