Работать в компании было весело, и последние дни прошли быстро. Наконец наступил двадцать первый день. Это было в пятницу. У нас всё уже было приготовлено к приёмке молодняка. Мы отыскали в сарае большую кастрюлю и сделали из неё грелку, то есть выложили её внутри войлоком, чтобы цыплятам в ней было тепло. Теперь эта грелка стояла на чугунке с горячей водой - на случай, если цыплёнок выведется, чтоб сейчас же посадить его в грелку.

Накануне мы с Мишкой хотели совсем не ложиться спать, но в эту ночь Вадик Зайцев отпросился у мамы, и она разрешила ему дежурить у инкубатора.

Какой же я буду дежурный, если вы будете сидеть возле меня всю ночь? - сказал Вадик. - Уж вы, пожалуйста, лучше идите спать.

А вдруг цыплята начнут выводиться ночью?

Что ж тут такого? Если цыплёнок выведется, я его бац в кастрюлю, и пусть себе сохнет.

Как это “бац”? - говорю я. - С цыплятами нужно бережно обращаться!

Я буду бережно, не беспокойтесь. А вы лучше ложитесь спать. Завтра ведь ваше дежурство. Как вы будете дежурить, если не выспитесь ночью?

Хорошо, - говорит Мишка. - Только ты, пожалуйста, разбуди нас, если цыплята начнут выводиться. Мы ведь столько дней ждали этого момента!

Ладно, разбужу, - согласился Вадик.

Мы отправились спать, только я в эту ночь долго не мог заснуть, так как очень тревожился о цыплятах. Наутро я проснулся с рассветом и сейчас же побежал к Мишке. Мишка тоже уже встал. Он сидел возле инкубатора и внимательно осматривал яйца. Он увидел меня и сказал:

Ещё ни одной наклёвки не видно.

Сейчас, наверно, ещё рано, - ответил Вадик. - Они позже начнут наклёвываться.

Вадик скоро ушёл домой, потому что ночь уже кончилась и теперь начиналось наше дежурство. Когда он ушёл. Мишка решил ещё раз осмотреть все яйца. Мы стали переворачивать их и осматривать со всех сторон - нет ли в каком-нибудь яйце маленькой дырочки, которую должен продолбить изнутри цыплёнок. Но все яйца оказались целы. Мы закрыли инкубатор и долго сидели молча.

А что, если разбить яйцо и посмотреть, есть там цыплёнок или нет? - говорю я.

Сейчас ещё нельзя разбивать, - сказал Мишка. - Цыплёнок ещё пока дышит через кожу, а не лёгкими. Как только он начнёт дышать лёгкими, он сейчас же пробьёт скорлупу сам. Если же мы разобьём раньше, то цыплёнок погибнет.

Но цыплята в яйцах уже должны быть живые, - говорю я. - Может быть, можно услышать, как они там шевелятся?

Мишка достал яйцо и приложил его к уху. Я наклонился поближе и тоже стал прислушиваться.

Тише! - заворчал на меня Мишка. - Сопит тут, как лошадь!

Я затаил дыхание. Стало тихо. Только слышно было, как тикают часы на столе. Вдруг зазвонил звонок. Мишка вздрогнул и чуть не уронил яйцо. Я скорей побежал открывать дверь. Это пришёл Витя. Он хотел узнать, не начали ли выводиться цыплята.

Нет ещё, - сказал Мишка. - Ещё рано.

Ну, я потом ещё перед школой зайду, - сказал Витя. Он ушёл, а Мишка снова взял яйцо и приложил его к уху.

Он долго сидел, закрыв глаза, и старательно прислушивался.

Наконец сказал:

Совсем ничего не слышно.

Я взял яйцо и тоже послушал. В яйце была мёртвая тишина.

Может быть, в этом яйце зародыш погиб? - сказал я. - Надо другие проверить.

Мы стали вынимать одно яйцо за другим и выслушивать их, но ни в одном яйце нам не удалось обнаружить никаких следов жизни.

Неужели все зародыши погибли? - сказал Мишка. - Должен ведь хоть в одном яйце сохраниться.

Тут снова раздался звонок. Пришёл Сеня Бобров.

Ты чего в такую рань поднялся? - спрашиваю я.

Пришёл узнать, как цыплята.

Цыплята ещё никак. Ещё слишком рано, - ответил Мишка.

Вслед за Сеней пришёл Серёжа:

Ну как, есть уже хоть один цыплёнок?

Какой ты нетерпеливый! - говорит Мишка. - Что ты хочешь, чтоб цыплята с самого утра выводились? Успеют ещё.

Серёжа и Сеня посидели немного и ушли. Мы с Мишкой снова стали выслушивать яйца.

Всё пропало! - убивался Мишка. - Совсем ничего не слышно.

А может, они там притаившись сидят?

Зачем же они сидят притаившись? Им пора скорлупу долбить.

Тут пришли Юра Филиппов и Стасик Лёвшин, а за ними - Ваня Ложкин. Ребята стали собираться один за другим, так что под конец у нас получилось как будто общее собрание. Мы с Мишкой позвали Майку, объяснили ей, что нужно делать, если цыплята начнут выводиться без нас, и пошли вместе с ребятами в школу.

Как мы провели этот день в школе, нельзя рассказать. Это был самый мучительный день в нашей жизни.

Нам казалось, что кто-то нарочно растянул время и сделал уроки в десять раз длинней. Все мы очень боялись, что цыплята начнут выводиться, пока мы сидим в школе, а Майка без нас сделает что-нибудь не так, как нужно. Особенно длинным оказался последний урок. Время как будто остановилось совсем. Мы даже начали думать, что прозевали звонок. Потом нам стало казаться, что звонок испортился и поэтому мы не слыхали его. Потом мы вообразили, что тётя Дуня забыла дать последний звонок и ушла домой и теперь нам придётся сидеть тут до завтрашнего дня, когда она снова вернётся в школу.

Ребята нервничали и шептались. Все посылали записочки Жене Скворцову и спрашивали, который час, но Женя, как на беду, в этот день забыл свои часы дома. В классе было шумно, а Александр Ефремович несколько раз просил восстановить тишину. Но тишина не восстанавливалась. Наконец Мишка поднял руку и хотел сказать, что урок уже кончился, но как раз в это время прозвонил звонок. Ребята сорвались с мест и бросились к двери. Александр Ефремович заставил всех сесть на свои места и сказал, что никто не должен выходить из-за парт, пока учитель в классе.

Потом он обратился к Мишке:

Ты, кажется, что-то хотел спросить?

Нет, я хотел сказать, что урок кончился.

Но ты ведь до звонка поднял руку.

А я думал, что звонок испортился.

Александр Ефремович только головой покачал, потом взял журнал и вышел из класса. Ребята гурьбой бросились в коридор и загремели вниз по лестнице. У выхода образовалась пробка, но мы с Мишкой успели проскочить первыми и помчались по улице во весь опор. За нами, растянувшись длинной вереницей, мчались остальные ребята.

Через пять минут мы уже были дома. Майка сидела на своём посту, у инкубатора, и шила своей кукле Зинаиде новое платье.

Ничего не случилось? - спросили мы её.

А ты давно заглядывала в инкубатор?

Давно, ещё когда переворачивала яйца.

Мишка подошёл к инкубатору и приготовился открыть крышку. Все ребята столпились вокруг. Они вытягивали шеи, приподнимались на цыпочки, а Ваня Ложкин взобрался на стул, чтобы получше видеть, и свалился оттуда прямо на Лёшку Курочкина и чуть не сбил его с ног. Мишка всё не решался открыть крышку. Он как будто боялся.

Ну, открывай! Чего же ты медлишь? - не вытерпел кто-то.

Мишка наконец открыл инкубатор. Яйца по-прежнему спокойно лежали на дне, словно большие белые камешки. Мишка постоял над ними молча, потом осторожно перевернул их по одному и каждое осмотрел со всех сторон.

Нет ни одной наклёвки! - печально объявил он.

Страница 1 из 2

Печально закончился этот день, и опять наступил вечер. На кухне всё было по‑прежнему: инкубатор продолжал нагреваться, лампочка продолжала гореть, но надежда у нас совсем погасла. Мишка молча сидел и вертел в руках яйцо. Мы долго думали, разбить его или пока подождать. Вдруг Мишка испуганно посмотрел на меня. Мне показалось, что он увидел позади меня что‑то страшное. Я оглянулся. Позади ничего не было. Я снова взглянул на Мишку.

– Смотри! – прохрипел он и протянул мне яйцо, которое было у него в руках.

Сначала я не разглядел ничего, но потом заметил, что в одном месте яйцо треснуло и как будто бы надломилось изнутри.

– Что это? – говорю. – Может быть, ты сам ударил яйцо нечаянно?

Мишка отрицательно замотал головой.

– Тогда что ж это может быть? Наклевка?

Мишка молча закивал головой.

– Почему ты так в этом уверен? Мишка пожал плечами:

– Сам не знаю…

Я осторожно приподнял надломленную скорлупу ногтем. В яйце получилась дырочка. Из неё на минуточку высунулся жёлтенький носик цыплёнка и сейчас же спрятался обратно.

От радости мы с Мишкой не могли вымолвить ни одного слова и молча бросились обнимать друг друга.

– Вот так чудо! – закричал Мишка и залился счастливым смехом. – Ну, куда нам теперь бежать? Куда бежать?

– Постой! – говорю. – Куда бежать? Зачем бежать?

– Ну, надо бежать, сказать ребятам! Мишка бросился к двери.

– Постой! – говорю. – Ты хоть яйцо оставь. Что ты, побежишь к ребятам с яйцом?

Мишка вернулся и положил яйцо в инкубатор. В это время к нам пришёл Костя.

– А у нас уже есть цыплёнок! – закричал Мишка.

– Честное слово!

– Где же он?

– А вот посмотри!

Мишка открыл инкубатор. Костя заглянул в него:

– Где же цыплёнок? Тут одни только яйца лежат.

Мишка забыл, куда сунул яйцо с наклевкой, и никак не мог отыскать его среди остальных яиц. Наконец он его нашёл и показал Косте.

– Братцы! Да там ведь самый настоящий цыплячий нос торчит! – закричал Костя.

– А ты думал, что мы тебе какой‑нибудь фокус показываем?.. Конечно, настоящий!

– Сейчас, братцы! Вы это яйцо держите покрепче, а я побегу за ребятами! – закричал Костя.

– Беги, беги, а то ребята совсем уже перестали верить в цыплят. Никто и не зашёл за весь вечер ни разу.

– Да они все у меня сидят и все ещё верят, только они боятся беспокоить вас и каждый раз меня посылают узнать, как дела.

– Почему же они боятся?

– Ну, они ведь понимают, что вам не до них. Вам‑то небось и без ребят было тошно.

Костя бросился к двери, и мы слышали, как он загремел вниз по лестнице.

– Батюшки‑матушки! – закричал вдруг Мишка. – А я ещё маме ничего не сказал!

Он побежал звать маму, а я схватил яйцо и побежал показать своей маме. Мама посмотрела и велела положить яйцо обратно в инкубатор, потому что оно может остыть и тогда цыплёнок простудится.

Я прибежал обратно к Мишке, смотрю – он скачет по кухне как угорелый, а мама и папа стоят и смеются.

Мишка увидел меня и закричал:

– Ты не видел, куда я сунул яйцо? Я весь инкубатор перерыл – нет нигде!

– Какое яйцо? – спрашиваю я.

– Ну какое… С цыплёнком!

– Да вот оно, – говорю.

Мишка увидел у меня в руках яйцо:

– Ах ты, растяпа! Схватил яйцо и убежал! А я тут ищу его.

– Тише! – сказала Мишкина мама. – Столько шума из‑за одного яйца.

– Да ты посмотри, что за яйцо! Разве это простое яйцо? – ответил Мишка.

Мама взяла яйцо и стала разглядывать маленький клювик цыплёнка, который виднелся сквозь дырочку. Папа посмотрел тоже.

– Хм! – усмехнулся он. – Удивительное дело!

– Что же тут удивительного? – сказал с важностью Мишка. – Просто явление природы.

Мы накрыли инкубатор крышкой, вставили в отверстие градусник и уже хотели зажечь лампу, но тут Мишка сказал.

Надо подумать, все ли мы правильно сделали. Может быть, сначала надо нагреть инкубатор, а потом класть в него яйца?

Вот этого я уж не знаю, - говорю я. - Надо почитать. Наверно, в книге написано.

Ты знаешь: мы чуть не задушили их!

Яйца. Они, оказывается, живые.

Что ты! Яйца живые? - удивился я.

Правда, правда! Вот почитай: «Яйца - это живые существа. Только жизнь незаметна в них. Она как будто дремлет внутри яйца. Но, если яйцо начать нагревать, жизнь пробуждается, и внутри яйца станет развиваться зародыш, который постепенно превращается в маленького птенца. Как и все живые существа, яйца дышат…» Понял? Мы с тобой дышим, и яйца дышат.

Сказки! - говорю я. - Мы с тобой дышим ртом, а яйца чем дышат? Где у них рот?

Мы с тобой дышим не ртом, а лёгкими, - говорит Мишка. - Воздух попадает к нам в лёгкие через рот, а яйца дышат прямо через скорлупу. Воздух проходит сквозь скорлупу, и они дышат.

Ну и пусть себе дышат, - говорю я. - Разве мы не даём им дышать?

Да как же они могут дышать в коробке? Ведь при дыхании выделяется углекислый газ. Если ты залезешь в коробку и тебя в ней закрыть, то от твоего дыхания в коробке накопится много углекислого газа, и ты задохнёшься.

Зачем же я полезу в коробку? Очень мне нужно задыхаться! - говорю я.

Конечно, ты не полезешь… А яйца-то мы куда кладём? В коробку. Вот они и задохнутся в коробке.

Что же нам делать?

Надо устроить вентиляцию, - говорит Мишка. - В настоящих инкубаторах всегда делают вентиляцию.

Мы осторожно вынули из коробки все яйца и сложили их в корзину. Потом Мишка принёс сверло и провертел в инкубаторе несколько маленьких дырочек, чтобы углекислый газ мог выходить наружу.

Когда всё было сделано, мы уложили яйца обратно в коробку и снова накрыли крышкой.

Постой, - говорит Мишка. - Мы ведь так и не узнали, что нужно сделать сначала: нагреть инкубатор или положить яйца.

Опять у нас чепуха получается. Тут написано, что в инкубаторе должен быть влажный воздух, потому что если воздух будет сухой, то из яиц сквозь скорлупу будет испаряться много жидкости и зародыши могут погибнуть. В инкубатор всегда помещают сосуды с водой. Вода испаряется из сосудов, и воздух становится влажным.

Мы снова вынули из инкубатора яйца и решили поставить в него два стакана с водой. Но стаканы оказались слишком высокими, и крышка не закрывалась. Мы стали искать какую-нибудь другую посуду, но ничего подходящего не было. Тут Мишка вспомнил, что у его младшей сестрёнки Майки есть игрушечная деревянная посуда, и говорит:

Может быть, взять у Майки чашки от этой посуды?

Верно! - говорю я. - Тащи!

Мишка разыскал Майкину посуду и взял четыре деревянные чашки. Они оказались подходящими. Мы налили в них воды и поставили в инкубатор - в каждый угол по чашке - и стали укладывать яйца. Но теперь чашки заняли место, и все яйца не помещались. Укладывалось только двенадцать яиц, а три яйца никак не помещались.

Ну ладно, - говорит Мишка. - Хватит с нас двенадцати цыплят. Куда нам больше? На них корма сколько понадобится.

Тут пришла Майка, увидела в инкубаторе свои чашки и подняла крик.

Послушай, - говорю я, - мы ведь не навсегда берём. Через двадцать один день отдадим обратно, а за это, если хочешь, подарим тебе три яйца.

Зачем мне яйца? Они пустые!

Нет, не пустые. Они с желтком и с белком - все как следует.

Если б они с цыплятами были!

Ну, мы подарим тебе одного цыплёнка, когда выведутся.

А не обманете?

Нет, не обманем.

Майка согласилась, и мы её выпроводили.

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Чья вина?

Ребята молча стояли вокруг.

– А может быть, и не будет этих наклевок? – спросил Сеня Бобров.

Мишка развёл руками:

– Я ведь не курица! Откуда мне знать! Что я понимаю в наклевках?

Тут ребята заговорили все разом, заспорили: одни говорили, что цыплята не выведутся; другие – что ещё, может быть, выведутся; третьи – что либо выведутся, либо нет. Наконец Витя Смирнов прекратил разговоры.

– Пока ещё рано спорить, – сказал он. – День ещё не прошёл. Надо продолжать работу, как раньше. А сейчас марш все по домам! У инкубатора останутся только дежурные.

Ребята разошлись по домам. Мы с Мишкой остались одни и ещё раз осмотрели все яйца, нет ли где хоть маленькой трещинки, но нигде не было никакой. Мишка закрыл инкубатор и сказал:

– Ничего, пусть будет что будет! Сейчас ещё рано волноваться. Подождём до вечера и, если ничего не будет, тогда начнём волноваться.

Мы решили не волноваться и терпеливо ждать. Но легче всего сказать – не волноваться! Мы всё-таки волновались и через каждые десять минут заглядывали в инкубатор. Ребята тоже беспокоились и поминутно приходили. У всех был один вопрос:

– Ну как?

Мишка уже не отвечал ничего, а только пожимал плечами в ответ, так что к концу дня он так и остался с поджатыми плечами, будто они были у него к ушам приклеены.

Наступил вечер. Ребята заходили все реже и реже. Последним пришёл Витя и долго сидел у нас.

– Может быть, вы не правильно посчитали дни? – спросил он.

– Ничего, – утешал нас Витя. – Подождём до утра. Может быть, они за ночь выведутся.

Я попросил у мамы разрешения ночевать у Мишки, и мы с ним решили не спать всю ночь.

Мы долго сидели у инкубатора. Разговаривать нам было не о чём. Теперь мы уже не мечтали, как прежде, потому что нам не о чём было мечтать. Скоро трамваи перестали ходить по улице. Стало тихо. За окошком погас фонарь. Я прилёг на кушетке. Мишка задремал, сидя на стуле, и чуть не свалился с него. Тогда он перебрался ко мне на кушетку, и мы заснули.

Наутро картина не переменилась. Яйца по-прежнему лежали в инкубаторе и все были целенькие. Внутри не было никакого шума.

Все ребята были разочарованы.

– Почему же так вышло? – спрашивали они. – Ведь мы, кажется, все правильно делали!

– Не знаю, – говорил Мишка и разводил руками. Один я знал, в чём дело. Конечно, зародыши погибли ещё тогда, когда я проспал ночью: они остыли, и жизнь оборвалась на полпути. Мне было очень совестно перед ребятами. Ведь это из-за меня они напрасно трудились! Но я не мог никому об этом сейчас сказать и решил признаться когда-нибудь потом, когда этот случай немного забудется и ребята перестанут жалеть о цыплятах.

В школе в этот день нам было особенно грустно. Все ребята как-то сочувственно поглядывали на нас, будто над нами стряслась какая-то особенная беда, а когда Сеня Бобров вздумал, по привычке, назвать нас «инкубаторщиками», то все на него набросились и стали стыдить. Нам с Мишкой даже было неловко.

– Пусть бы лучше ребята ругали нас, – говорил Мишка.

– За что же нас ругать?

– Ну, они столько работали из-за нас. Они имеют право сердиться.

После школы ребята наведались к нам, а потом уже весь день не приходил никто. Только Костя Девяткин иногда приходил. Он один ещё не разочаровался в инкубаторе.

– Вот видишь, – говорил Мишка мне, – теперь все ребята на нас рассердились. А за что на нас сердиться? С каждым может случиться неудача.

– Ты ведь сам говорил, что они имеют право сердиться.

– Имеют! Конечно, имеют! – отвечал с раздражением Мишка. – Ты тоже имеешь право на меня сердиться. Это я во всём виноват.

– Почему ты виноват? Никто тебя не винит. Ни в чём ты не виноват, – ответил я.

– Нет, виноват. Только ты не очень сердись.

– Да за что же сердиться?

– Ну за то, что я такой неудачливый. Такое уж моё счастье, что я все порчу, к чему только не прикоснусь!

– Нет это я все порчу, – говорю я. – Я сам виноват во всём.

– Нет, я виноват: это я погубил цыплят.

– Как же ты мог погубить их?

– Я тебе расскажу, только ты не очень сердись, – сказал Мишка. – Один раз я под утро заснул и не уследил за градусником. Температура поднялась до сорока градусов. Я поскорее открыл инкубатор, чтоб яйца остыли, но они, видно, уже успели испортиться.

– Когда же это случилось?

– Пять дней назад.

Мишка взглянул на меня исподлобья. Лицо у него было виноватое и печальное.

– Можешь успокоиться, – говорю я ему, – яйца испортились гораздо раньше.

– Как – раньше?

– Ещё до того, как ты проспал.

– Кто же их испортил?

– А я тоже проспал, а температура упала, и яйца погибли.

– Когда же это случилось?

– На десятый день.

– Что же ты до сих пор молчал?

– Ну, мне совестно было признаться. Я думал – может быть, это ничего и зародыши выживут, а они вот не выжили.

– Так, так, – пробормотал Мишка и сердито посмотрел на меня. – Значит, из-за того, что тебе совестно было признаться, все ребята должны были даром трудиться, а?

– Но я ведь думал, что как-нибудь обойдётся. Все равно ребята сами бы решили продолжать дело, чтобы узнать, погибли зародыши или нет.

– «Сами решили»! – передразнил меня Мишка. – Вот и нужно было сказать, чтоб все вместе решили, а не решать самому за всех!

– Послушай, – говорю я, – что ты кричишь на меня? А разве ты сам сказал кому-нибудь, когда не уследил за температурой? Ты ведь тогда тоже решил за всех!

– Верно, – говорит Мишка. – Я свинья! Бейте меня!

– Никто тебя бить не собирается. А ребятам ты всё-таки не говори про это, – сказал я.

– Завтра же расскажу! Про тебя я говорить ничего не буду, а про себя расскажу. Пусть все знают, какая я свинья! Пусть это будет как наказание мне!

– Ну, тогда и я все про себя расскажу, – говорю я.

– Нет, ты лучше не рассказывай.

– Почему?

– Ребята и так смеются, что мы с тобой все вдвоём делаем: и в школу ходим всегда вдвоём, и уроки учим вдвоём, и даже двойки получаем вдвоём. А теперь скажут: и на дежурстве проспали вдвоём.

– Ну и пусть, – говорю, – смеются. Что мне, легче будет, если только над тобой будут смеяться?

Когда погасла надежда

Печально закончился этот день, и опять наступил вечер. На кухне всё было по-прежнему: инкубатор продолжал нагреваться, лампочка продолжала гореть, но надежда у нас совсем погасла. Мишка молча сидел и вертел в руках яйцо. Мы долго думали, разбить его или пока подождать. Вдруг Мишка испуганно посмотрел на меня. Мне показалось, что он увидел позади меня что-то страшное. Я оглянулся. Позади ничего не было. Я снова взглянул на Мишку.

– Смотри! – прохрипел он и протянул мне яйцо, которое было у него в руках.

Сначала я не разглядел ничего, но потом заметил, что в одном месте яйцо треснуло и как будто бы надломилось изнутри.

– Что это? – говорю. – Может быть, ты сам ударил яйцо нечаянно?

Мишка отрицательно замотал головой.

– Тогда что ж это может быть? Наклевка?

Мишка молча закивал головой.

– Почему ты так в этом уверен? Мишка пожал плечами:

– Сам не знаю…

Я осторожно приподнял надломленную скорлупу ногтем. В яйце получилась дырочка. Из неё на минуточку высунулся жёлтенький носик цыплёнка и сейчас же спрятался обратно.

От радости мы с Мишкой не могли вымолвить ни одного слова и молча бросились обнимать друг друга.

– Вот так чудо! – закричал Мишка и залился счастливым смехом. – Ну, куда нам теперь бежать? Куда бежать?

– Постой! – говорю. – Куда бежать? Зачем бежать?

– Ну, надо бежать, сказать ребятам! Мишка бросился к двери.

– Постой! – говорю. – Ты хоть яйцо оставь. Что ты, побежишь к ребятам с яйцом?

Мишка вернулся и положил яйцо в инкубатор. В это время к нам пришёл Костя.

– А у нас уже есть цыплёнок! – закричал Мишка.

– Честное слово!

– Где же он?

– А вот посмотри!

Мишка открыл инкубатор. Костя заглянул в него:

– Где же цыплёнок? Тут одни только яйца лежат.

Мишка забыл, куда сунул яйцо с наклевкой, и никак не мог отыскать его среди остальных яиц. Наконец он его нашёл и показал Косте.

– Братцы! Да там ведь самый настоящий цыплячий нос торчит! – закричал Костя.

– А ты думал, что мы тебе какой-нибудь фокус показываем?.. Конечно, настоящий!

– Сейчас, братцы! Вы это яйцо держите покрепче, а я побегу за ребятами! – закричал Костя.

– Беги, беги, а то ребята совсем уже перестали верить в цыплят. Никто и не зашёл за весь вечер ни разу.

– Да они все у меня сидят и все ещё верят, только они боятся беспокоить вас и каждый раз меня посылают узнать, как дела.

– Почему же они боятся?

– Ну, они ведь понимают, что вам не до них. Вам-то небось и без ребят было тошно.

Костя бросился к двери, и мы слышали, как он загремел вниз по лестнице.

– Батюшки-матушки! – закричал вдруг Мишка. – А я ещё маме ничего не сказал!

Он побежал звать маму, а я схватил яйцо и побежал показать своей маме. Мама посмотрела и велела положить яйцо обратно в инкубатор, потому что оно может остыть и тогда цыплёнок простудится.

Я прибежал обратно к Мишке, смотрю – он скачет по кухне как угорелый, а мама и папа стоят и смеются.

Мишка увидел меня и закричал:

– Ты не видел, куда я сунул яйцо? Я весь инкубатор перерыл – нет нигде!

– Какое яйцо? – спрашиваю я.

– Ну какое… С цыплёнком!

– Да вот оно, – говорю.

Мишка увидел у меня в руках яйцо:

– Ах ты, растяпа! Схватил яйцо и убежал! А я тут ищу его.

– Тише! – сказала Мишкина мама. – Столько шума из-за одного яйца.

– Да ты посмотри, что за яйцо! Разве это простое яйцо? – ответил Мишка.

Мама взяла яйцо и стала разглядывать маленький клювик цыплёнка, который виднелся сквозь дырочку. Папа посмотрел тоже.

– Хм! – усмехнулся он. – Удивительное дело!

– Что же тут удивительного? – сказал с важностью Мишка. – Просто явление природы.

* * *

– Сам ты явление природы! – засмеялся Мишкин папа. – В цыплёнке, конечно, удивительного ничего нет, а вот удивительно, как он у вас получился. Я был уверен, что у вас из этой затеи ничего не выйдет.

– Почему же ты не сказал ничего?

– А зачем говорить? Я думал, что вам полезнее заниматься делом, чем бегать по улице.

Тут на кухню явилась Майка. Платье на ней было надето задом наперёд, ботинки – на босу ногу. Она уже легла спать, но услышала про цыплёнка и тоже захотела посмотреть, поэтому она очень спешила и оделась кое-как. Мы дали ей на минуточку подержать яйцо. Она стала заглядывать в дырочку одним глазом. В это время цыплёнок высунул клюв.

– Он меня клюнуть хотел! – закричала Майка. – Ишь ты какой! Не успел из яйца вылезти, а уже дерётся.

– Ну нечего тут на цыплят кричать! – сказал Мишка. Он отнял у неё яйцо и положил в инкубатор. Вдруг на лестнице послышался шум и топанье ног. Кухня быстро наполнилась ребятами. Яйцо снова пошло по рукам. Каждому обязательно хотелось заглянуть в дырочку и увидеть цыплёнка.

– Братцы, – надрывался Мишка, – отдайте яйцо! Ему ведь надо в инкубаторе лежать – цыплёнок простудится!

Но никто не слушался.

Насилу мы отняли у ребят это яйцо и положили в инкубатор.

– А на других яйцах нет наклевок? – спросил Витя. Мы принялись осматривать другие яйца, но наклевок больше не было.

– Нет, только номер пятый наклюнулся, остальные яйца без наклевок, – ответил Мишка.

– Может быть, они тоже наклюнутся? – говорили ребята.

– Ничего, – сказал Мишка, сияя от радости. – Если у нас выведется только один цыплёнок, я и то буду доволен. Всё-таки мы недаром трудились. Вот он, результат!

– Ребята, – сказал Сеня Бобров, – может быть, надо разломать скорлупу и выпустить цыплёнка на волю? Ему ведь тесно в яйце сидеть.

– Что ты! – ответил Мишка. – Нельзя скорлупу ломать. У цыплёнка кожа ещё слишком нежная, можно её поцарапать.

Ребята долго не расходились. Каждому хотелось увидеть, как цыплёнок выберется из яйца, но было уже очень поздно, и им пришлось уйти домой.

– Ничего, ребята, – говорил на прощание Мишка, – это ещё не все! Наверно, кроме этого, и другие яйца наклюнутся.

Когда ребята разошлись, Мишка осмотрел ещё раз яйца и нашёл ещё на одном наклевку.

– Смотри, – закричал он, – номер одиннадцатый наклюнулся!

Я посмотрел: яйцо, на котором была написана цифра «одиннадцать», тоже было с наклевкой.

– Ах, какая досада, что ребята ушли! – говорю я. – Теперь уже поздно за ними бежать.

– Да, жалко! – пробормотал Мишка. – Ну ничего, завтра увидят уже готовых цыплят.

Мы сидели у инкубатора и упивались счастьем.

– Это только мы с тобой такие счастливые! – говорил Мишка. – Не каждому небось выпадает такое счастье!

Наступила ночь.

Все давно уже спали, но нам с Мишкой даже не хотелось спать.

Время бежало быстро. Часа в два ночи наклюнулись ещё два яйца: номер восьмой и десятый. А когда мы заглянули в инкубатор в следующий раз, то даже ахнули от изумления. Посреди яиц барахтался маленький новорождённый цыплёнок. Он пытался подняться на своих лапках, но всё время шатался и падал.

От счастья у меня захватило дыхание, сердце сильно забилось в груди.

Я поскорее взял цыплёночка в руки. Он был ещё мокренький и какой-то облезлый. Вместо перьев на нём были рыжие волосики, которые прилипли к его тонкой, нежной розовой кожице.

Мишка поскорее открыл кастрюлю, из которой мы сделали грелку.

Я посадил цыплёнка в кастрюлю. Мы подлили в чугунок горячей воды, чтобы цыплёнку было теплее.

– Теперь он высохнет, обогреется и станет совсем хорошим, – говорил Мишка.

Он вынул из инкубатора две половинки скорлупы, из которой вылупился цыплёнок, и сказал:

– Удивительно, как в такой маленькой скорлупе мог помещаться такой огромный цыплёнок!

А цыплёнок на самом деле казался огромным по сравнению с маленькой скорлупой, из которой он вылупился. Он ведь лежал в скорлупе скрюченный, с поджатыми лапками, с подвёрнутой головой, а теперь он расправился, вытянул шею и стоял на своих маленьких ножках.

Мишка принялся рассматривать обе половинки скорлупы и вдруг как закричит:

– Да это ведь не тот цыплёнок!

– Как «не тот»?

– Ну, не тот, не первый! Первый наклюнулся номер пятый, а этот одиннадцатый.

На скорлупе в самом деле была написана цифра «одиннадцать».

Мы заглянули в инкубатор. Номер пятый по-прежнему лежал на месте.

– Что ж это он? – говорю я. – Раньше всех наклюнулся, а вылезать не хочет.

– Наверно, он слабенький и не может сам разломать скорлупу, – сказал Мишка. – Пусть полежит ещё и наберётся побольше сил.

Наша ошибка

За всеми хлопотами мы даже не заметили, как наступило утро. Взошло солнышко и стало светить в окно. На полу заиграли солнечные зайчики, и вся кухня наполнилась радостным светом.

– Вот увидишь, сейчас придёт кто-нибудь из ребят, – сказал Мишка. – Они не вытерпят!

Не успел он это сказать, как пришли сразу двое – Женя и Костя.

– Смотрите на чудо! – закричал Мишка и вытащил из кастрюли цыплёнка. – Вот оно, чудо природы! Ребята стали рассматривать цыплёнка.

– А здесь ещё три наклевки! – хвастался Мишка. – Смотрите: номер пятый, восьмой и десятый.

Цыплёнок, видно, очень боялся холода. Когда мы держали его в руках, он начинал беспокоиться, а когда сажали обратно в грелку, сейчас же успокаивался.

– А вы уже покормили его? – спросил Костя.

– Что ты, что ты! – ответил Мишка. – Его ещё рано кормить. Цыплят начинают кормить только на следующий день.

– А вы так и не спали всю ночь? – спросил нас Женя.

– Нет. Куда уж тут спать, когда такие дела пошли!

– Так вы ложитесь, а мы пока подежурим, – предложил Костя.

– А вы разбудите нас, если новый цыплёнок выведется?

– Конечно, разбудим.

Мы с Мишкой улеглись на кушетке и моментально заснули. По правде сказать, мне давно уже хотелось спать. Ребята разбудили нас часов в десять утра.

– Вставайте смотреть чудо-юдо номер два! – закричал Костя.

– Какое «чудо-юдо номер два»? – не понял я спросонок и огляделся по сторонам.

Вся кухня уже была полна ребят.

– Вот оно, чудо! – закричали ребята и показали на грелку.

Мы с Мишкой вскочили и заглянули в кастрюлю. В ней оказалось уже два цыплёнка. Один из них был кругленький, пушистый и жёлтенький, как яичный желток. Совсем настоящий красавец!

– Какой замечательный! – говорю я. – Почему же наш первый такой облезлый? Все засмеялись:

– Да это и есть ваш первый.

– Вот этот, пушистый.

– Да нет! Наш вот тот, голенький.

– Этот голенький только что вылупился. А первый уже обсох и стал пушистый.

– Вот так чудеса! – говорю я. – Значит, и второй такой будет, когда обсохнет?

– Конечно.

– А какой номер вылупился? – спросил Мишка.

– Как – какой номер? – не поняли ребята.

– Ну, у нас все яйца ведь пронумерованы, – объяснил Мишка.

– А мы и не посмотрели, из какого он номера вылез, – ответил Костя.

– Можно проверить по скорлупе, – сказал я. – Там ведь скорлупа осталась.

Мишка открыл инкубатор и как закричит:

– Батюшки! Да тут ещё два новорождённых! Все, толкая друг друга, бросились к инкубатору. Мишка осторожно вынул из инкубатора двух новых цыплят и показал нам.

– Вот они, орлы! – с гордостью сказал он.

Мы усадили и этих цыплят в кастрюлю. Теперь их уже было четверо. Они все сидели кучкой и жались друг к дружке, чтобы было теплее.

Мишка вытащил из инкубатора оставшуюся скорлупу и стал разбирать, какие на ней были написаны номера.

– Номер четвёртый, восьмой и десятый, – объявил он. – Только который из них какой?

Мы стали рассматривать трех новых цыплят, но теперь уже нельзя было узнать, из какой скорлупы они вывелись.

– Все номера перепутались! – смеялись ребята.

– А номер пятый так и лежит в инкубаторе? – говорю я.

– Верно! – воскликнул Мишка. – Лежит! Что ж это он? Может быть, умер?

Мы достали яйцо номер пять из инкубатора и немного расширили наклевку.

Цыплёнок спокойно лежал в яйце и шевелил головкой.

– Живой! – обрадовались мы и положили яйцо обратно.

Мишка проверил оставшиеся яйца и обнаружил новую наклевку, на третьем номере. Ребята смеялись и потирали от удовольствия руки.

– Вот как пошли дела! – радовались они.

Тут пришла Майка. Мы стали показывать ей цыплят.

– Вот этот мой! – сказала она и уже хотела схватить пушистого.

– Постой, – говорю я. – Зачем хватаешь? Ему сидеть надо в грелке, а то простудится.

– Ну, тогда я потом возьму. Только этот, пушистый, мой будет. Я не хочу голого.

В этот день было воскресенье. В школу никому не нужно было идти. Ребята весь день толпились у нас. Кто на стуле сидел, кто на кушетке. Мы с Мишкой сидели на самом почётном месте – возле инкубатора. Направо, возле плиты, стояла кастрюля с новорождёнными, на плите грелся чугунок с водой, на окне весело зеленел овёс в ящиках. Ребята шутили, смеялись, рассказывали разные интересные случаи из жизни.

– Почему же произошла задержка? – спросил кто-то из ребят. – Вы ведь ещё в пятницу ждали цыплят.

– Не знаю, – ответил Мишка. – В книге написано, что цыплята выводятся на двадцать первый день, а сегодня уже двадцать третий. Может быть, в книге произошла какая-нибудь ошибка?

– Может быть, это у вас произошла ошибка? – говорит Лёша Курочкин. – Вы помните, когда заложили в инкубатор яйца?

– Мы заложили третьего числа. Это было в субботу, – говорит Мишка. – Это я точно помню, потому что на другой день было воскресенье.

– Послушай, – сказал Женя Скворцов, – у вас как-то нескладно получается: заложили яйца в субботу, а двадцать первый день наступил в пятницу.

– Правда! – подхватил Витя Смирнов. – Если вы начали в субботу, то и двадцать первый день тоже должен наступить в субботу. Ведь в неделе семь дней, а двадцать один день – это ровно три недели.

– Трижды семь – двадцать один! – засмеялся Сеня Бобров. – Так по таблице умножения получается.

– Я не знаю, как там у тебя по таблице умножения получается! – обиделся Мишка. – Мы не по таблице считали.

– Как же вы считали?

– А вот как, – сказал Мишка и начал загибать пальцы. – Третьего числа был первый день, четвёртого – второй, пятого – третий…

Так он дошёл до пятницы, и у нею получился двадцать один день.

– Что же это? – говорит Сеня. – По таблице умножения двадцать первый день получается в субботу, а по пальцам – в пятницу. Как-то чудно!

– А ну покажи ещё раз, как ты считаешь, – сказал Женя

– Вот, – сказал Мишка и снова начал загибать пальцы. – В субботу, третьего, – один день, в воскресенье, четвёртого, – два…

– Постой, постой! Не правильно! Если ты начал третьего, то третье число не надо считать.

– Почему?

– Потому что день ещё не прошёл. День прошёл только четвёртого. Значит, ты должен начать счёт с четвёртого числа.

Тут мы с Мишкой поняли, в чём дело. Мишка подсчитал по-новому, и оказалось все верно.

– Правильно, – сказал он. – Двадцать первый день наступил вчера.

– Значит, все вышло как надо, – говорю я. – Ведь мы заложили в инкубатор яйца в субботу вечером, и первая наклевка появилась в субботу вечером, то есть вчера. Как раз двадцать один день прошёл.

– Видишь, какое несчастье может произойти, если плохо знаешь арифметику, – сказал Ваня Ложкин. Все засмеялись, а Мишка сказал:

– Из-за этой ошибки мы столько мучений перенесли! Если б мы не ошиблись, никто бы не мучился.

Это случилось после того, как взорвалась паровая машина, которую мы с Мишкой делали из консервной банки. Мишка слишком сильно нагрел воду, банка лопнула, и горячим паром ему обожгло руку. Хорошо, что Мишкина мама тут же намазала ему руку нафталановой мазью. Это очень хорошее средство. Кто не верит, пусть сам попробует. Только мазать нужно сейчас же, как обожжёшься, пока не сошла кожа.

После того как машина лопнула, Мишкина мама запретила нам с ней возиться и выбросила её в мусорный ящик. Пришлось нам некоторое время слоняться без дела. Скука была смертельная.

Началась весна. Снег таял повсюду. По улицам журчали ручьи. Солнышко уже по-весеннему светило в окна. Но ничто нас не радовало. Такой уж у нас с Мишкой характер - нам обязательно нужно какое-нибудь занятие. Когда нечего делать, мы начинаем скучать и скучаем до тех пор, пока не находим какого-нибудь дела.

Один раз я прихожу к Мишке, а он сидит за столом, носом уткнулся в какую-то книгу, голову обхватил руками и ничего на свете, кроме этой книги, не видит и даже не замечает, что я пришёл. Я нарочно хлопнул погромче дверью, чтобы он обратил на меня внимание.

А, это ты, Николадзе! - обрадовался Мишка. Он никогда не называл меня по имени. Вместо того чтобы сказать просто «Коля», он называет меня то Никола, то Ми-кола, то Микула Селянинович, то Миклухо-Маклай, а один раз даже стал называть по-гречески Николаки. Словом, что ни день, то новое имя. Но я не обижаюсь. Пусть себе зовёт, если ему это нравится.

Да, это я, - говорю я. - А что это у тебя за книжка? Чего ты в неё вцепился, как клещ?

Очень интересная книга, - говорит Мишка. - Я её сегодня утром в газетном киоске купил.

Я посмотрел: на обложке - петух и курица и написано «Птицеводство», а на каждой странице - какие-то курятники и чертежи.

Что же тут интересного? - говорю я. - Это какая-то научная книжка.

Вот и хорошо, что научная. Это тебе не какие-нибудь сказки. Тут все правда. Это полезная книга.

Мишка такой человек - ему обязательно надо, чтоб от всего была польза. Когда у него бывают лишние деньги, он идёт в магазин и покупает какую-нибудь полезную книжку. Один раз он купил книгу, которая называется «Обратные тригонометрические функции и полиномы Чебышёва». Конечно, он ни слова в этой книжке не понял и решил прочитать её потом, когда немножечко поумнеет. С тех пор эта книга лежит у него на полке - ждёт, когда он поумнеет.

Мишка отметил страницу, на которой читал, и закрыл книжку.

Тут, брат, про все есть, - сказал он, - как разводить кур, уток, гусей, индюков.

Уж не собираешься ли ты разводить индюков? - спросил я.

Кто же этого не знает! - говорю я. - В прошлом году я был с мамой в колхозе и видел инкубатор. Там цыплята выводились каждый день штук по пятьсот или по тысяче. Их насилу успевали вынимать из инкубатора.

Что ты говоришь! - удивился Мишка. - А я раньше не знал об этом. Я думал, что цыплят всегда высиживает курица. Когда мы жили в деревне, я видел, как наседка высиживает цыплят.

Я тоже видел наседку. Но инкубатор гораздо лучше. Под наседку положишь десяток яиц - и все, а в инкубатор можно заложить сразу тысячу.

Я знаю, - говорит Мишка. - Здесь про это написано. И потом, пока курица сидит на яйцах и воспитывает цыплят, она не несёт яиц, а если цыплят высиживает инкубатор, курица всё время несётся, и яиц получается гораздо больше.

Мы стали высчитывать, сколько лишних яиц получится, если все куры не станут высиживать цыплят, а вместо этого будут нести яйца. Оказалось, что курица высиживает цыплят двадцать один день, потом она выращивает маленьких цыплят, так что пройдёт три месяца, прежде чем она снопа начнёт нестись.

Три месяца - это девяносто дней, - сказал Мишка. - Если бы курица не высиживала цыплят, она смогла бы снести за год на девяносто яиц больше. В каком-нибудь маленьком хозяйстве, где всего десять кур, за год получилось бы на девятьсот яиц больше. А если взять такое хозяйство, как колхоз или совхоз, где на птицеферме тысяча кур, то там получится на девяносто тысяч больше яиц. Подумать только - девяносто тысяч!

Мы долго рассуждали о том, какая польза получается от инкубатора. Потом Мишка сказал:

А что, если нам самим сделать маленький инкубатор, чтоб в нём вывелись из яиц цыплята?

Как же мы это сделаем? - говорю я. - Ведь это все надо знать, как делать.

Ничего хитрого нет, - говорит Мишка. - В книжке тут всё написано. Главное, чтобы яйца нагревались ровно двадцать один день подряд, и тогда из них выведутся цыплята.

Мне вдруг очень захотелось, чтоб у нас были маленькие цыплята, потому что я очень люблю всяких птиц и зверей. Осенью мы с Мишкой даже записались в кружок юннатов и работали в живом уголке, а потом Мишка придумал делать эту паровую машину, и мы перестали ходить на кружок. Витя Смирнов, который был у нас старостой, сказал, что вычеркнет нас из списка, если мы не будем работать, но мы сказали, что будем, и он не вычеркнул.

Мишка принялся рассказывать, как будет хорошо, когда у нас выведутся маленькие цыплята.

Они будут такие хорошенькие! - говорит он. - Можно будет отгородить им угол на кухне, и пусть они там живут, а мы будем кормить их и ухаживать за ними.

Но ведь придётся три недели возиться, пока они выведутся! - говорю я.

Чего возиться? Сделаем инкубатор - они и выведутся. Я задумался. Мишка с беспокойством поглядывал на меня. Я видел, что ему очень хочется взяться поскорее за дело.

Ну ладно! - говорю я. - Делать нам все равно нечего, попробуем.

Я так и знал, что ты согласишься! - обрадовался Мишка. - Я и сам взялся бы за это дело, да без тебя мне скучно.

Неожиданное препятствие

Давай не будем делать инкубатор, а положим яйца в кастрюлю и поставим на печку, - предложил я.

Что ты, что ты! - замахал Мишка руками. - Печка остынет, и тогда все пропало. В инкубаторе должна быть всё время одинаковая температура - тридцать девять градусов.

Почему тридцать девять?

Потому что такая температура бывает у курицы, когда она сидит на яйцах.

Разве у курицы бывает температура? - говорю я. - Температура бывает у человека, когда он болен.

Много ты понимаешь! Температура есть у каждого человека - и у больного и у здорового, только у больного она повышается.

Мишка раскрыл книгу и стал показывать чертежи;

Вот смотри, как настоящий инкубатор устроен. Здесь - бак с водой. От бака проведена трубка к ящику с яйцами Внизу бак нагревается. Нагретая вода проходит по трубке и обогревает ящик с яйцами. Здесь вот градусник, чтоб можно было следить, какая температура.

Постой, - говорю я, - где же мы возьмём бак?

А зачем нам бак? Вместо бака возьмём консервную банку. Ведь нам небольшой инкубатор надо.

А чем нагревать? - спрашиваю я.

Нагревать можно керосиновой лампой. У нас где-то в сарае есть старая керосиновая лампа.

Мы пошли в сарай и стали рыться в куче рухляди, которая лежала в углу. Тут были старые ботинки, калоши, сломанный зонтик, очень хорошая медная трубка, множество бутылок и старых консервных банок. Мы перерыли всю кучу, но лампы там не было, а потом я увидел, что она стояла вверху на полке. Мишка полез и достал её. Лампа вся была покрыта пылью, но стекло было цело, а внутри оказался даже фитиль. Мы обрадовались, взяли лампу и медную трубку, выбрали хорошую, большую консервную банку и потащили все это на кухню.

Сначала Мишка вычистил лампу, налил в неё керосину и попробовал зажечь. Лампа горела исправно. Фитилёк можно было подкручивать и делать пламя то больше, то меньше.