Георгий Николаевич Флеров. Биографическая справка

Г. Н. Флёров. Молодые годы.
Строки биографии с комментариями (*)


Дед Г.Н.Флерова был священником. Отец - Флеров Николай Михайлович (1889 г.р.) уроженец г. Глухова, в 1907 г. - студент медицинского факультета Киевского университета, за вольнодумство и "беспорядки" был сослан на Печору. Он был не одинок - туда сослали целую группу студентов. Печора, по-видимому, была местом для "политических", так как там находился и К.Е.Ворошилов.

В месте высылки Николай Флеров познакомился со своей будущей женой Елизаветой Павловной.

После истечения срока молодая чета вернулась в г. Ростов-на-Дону, откуда была родом молодая супруга. Здесь 2 марта 1913 года в семье родился второй сын - Юра Флеров.

Георгий Николаевич поступил в школу в Ростове в 1920 году. Обычно в этом месте биографии говорят, как человек проявил себя со школьной скамьи - хорошо учился, был первым учеником в классе, или наоборот -таковым не был, проявил способности по таким-то предметам, или их вообще не проявлял, и т.д. Мы этого не знаем и, скорее всего, на это никто не обращал тогда внимания. Если вспомнить историю, это были бурные годы становления советской власти на Дону; гражданская война, продналог, раскулачивание на Кубани, бунты казачества - словом конец "Тихого Дона" и начало "Поднятой целины". Юг России был наиболее сильно подвержен всем жизненным потрясениям того времени.

Мне хотелось бы особенно отметить роль матери Георгия Николаевича. Судьба была несправедлива к этой женщине. В эти тяжелые годы она "вытащила на себе" двух малолетних детей, работала днями и ночами корректором в газете "Молот". В Ростове осталась одна, когда сыновья уехали, и переехала в Ленинград лишь в конце 1938 года, когда Георгий Николаевич получил комнату от Физтеха. Затем война и блокада, которая унесла ее жизнь. Мальчики практически не знали отца. То, что они стали высокообразованными, интеллигентными и достойными людьми, думаю, что они в значительной степени обязаны своей матери - этой хрупкой и очаровательной женщине.

Вернемся, однако, к герою нашего повествования.

По окончании школы-девятилетки в г. Ростове-на-Дону в 1929 году Георгий Николаевич, естественно, хотел продолжить образование и поступить в высшее учебное заведение. Но это было совсем непросто. Несмотря на революционные взгляды своих родителей, которые были даже репрессированы при царском режиме, формальное происхождение молодого человека не было рабоче-крестьянским (отец - служащий, мать - домохозяйка). Это обстоятельство исключало поступление в любой институт, куда в то время принимали только рабочих и крестьян, либо их детей. Поэтому надо было наработать трудовой стаж в течение нескольких лет, чтобы считаться рабочим.

Сразу после школы Георгий Николаевич начинает работу чернорабочим на стройке. Скоро он меняет место работы и почти два года трудится подручным электромонтера Всесоюзного электротехнического объединения в г. Ростове-на-Дону, не дотянув совсем немного до непрерывного двухлетнего стажа. 1931-32 г.г. - смазчик на паровозо-ремонтном заводе.

В 1932г. Георгий Николаевич переезжает в Ленинград и поступает на работу электриком-парометристом на завод "Красный Путиловец". Вдали от дома надо было зарабатывать на жизнь, помогать матери и готовиться в Институт. Он жил у своей тети, Софьи Павловны, заведующей терапевтическим отделением Ленинградской районной больницы, женщины деловой, четкой, впоследствии очень известной в медицинских кругах Ленинграда. Она очень помогла Георгию Николаевичу в эту трудную пору его жизни.

В 1933 году Георгий Николаевич направляется на работу (заметьте, не поступает, а направляется для получения инженерной специальности) в Ленинградский Индустриальный (ныне Политехнический) институт им. М.И.Калинина и принимается на инженерно-физический факультет. После поступления в институт он еще целый год работал на заводе "Красный Путиловец" в ночных сменах. Стипендии студентам явно не хватало на жизнь. Что такое пуск установки, отказ аппаратуры, изнурительная работа в ночных сменах на ускорителе, наш директор знал не понаслышке.

Ленинградский Политехнический институт, созданный в начале века графом Витте, во второй половине 30-х годов представлял уникальное заведение. Великие стройки коммунизма, развернутые по всей стране, нуждались в способных, энергичных и технически подготовленных специалистах. Говорят, что благодаря С.М.Кирову, оставшаяся часть дореволюционной профессуры Петербурга была приглашена на работу в Ленинградский Университет и Политехнический институт. Среди них было много известных имен. Образование, которое получили молодые люди, было весьма высокого уровня.

Мне кажется, что если бы Георгий Николаевич выбрал бы другую специальность, например, конструктора, строителя, механика, то он определенно стал бы столь же известным специалистом, каким он проявил себя в физике.

Ему предложили перейти в группу, которая была связана с Физтехом. Предложение было заманчивым, хотя бы потому, что на практику можно было ходить по несколько раз в день даже без пальто - достаточно было перейти улицу.

Попав в среду Физтеха, Георгий Николаевич ощутил, что это и есть его "alma mater". О школе А.Ф.Иоффе и Физтехе 30-х годов написано много в воспоминаниях современников. Наверное, надо было бы написать еще больше об этом уникальном институте послереволюционных лет, в котором трудились такие выдающиеся физики, как Курчатов, Капица, Алиханов, Семёнов Френкель, Фок, Арцимович, Обреимов и многие другие.

Один эпизод из студенческой жизни Георгия Николаевича. Ему, студенту 3 курса, как, впрочем, и другим студентам, надлежало выступить на семинаре на заданную тему, имея 1 месяц на подготовку. Тема: "Что такое Солнце?" Прямо скажем, тема фундаментальная. Я, как-то готовясь к докладу по структуре и свойствам распада ядра бора-8 и связанных с ними вопросов солнечных нейтрино, невольно вошел в проблему нашего светила и должен сказать, что доклад на семинаре даже в рамках Стандартной Солнечной Модели студентом 3 курса - явление неординарное даже в наше просвещенное время.

Дипломная работа студента Г.Н.Флерова - "Исследование поглощения медленных нейтронов при помощи литиевого индикатора" выполнена в ЛФТИ. Руководитель - доктор физ.-мат. наук И.В.Курчатов, Ленинград, 1938 год. Естественно, по окончании Института Георгий Николаевич распределяется в Физтех в группу И.В.Курчатова. Игорь Васильевич всего на 10 лет старше выпускника. Но молодой человек относится к нему как к учителю не только в дипломные годы, но и всю жизнь. В Физтехе много молодых и в группе Курчатова тоже. Всё бурлит, и это можно понять. Открыт нейтрон, новая (квантовая) механика не абстракция, а реальность, строится циклотрон, открыто деление, и многое другое. Классические работы, на которые мы ссылаемся сегодня, тогда были совсем оригинальны - их обсуждали, спорили, не соглашались, но, определенно, к ним были неравнодушны.

Герой нашего рассказа, конечно, не отставал.

Нам не известно, как воспринял Георгия Николаевича Игорь Васильевич, но, зная его характер, можно предполагать, что строптивый молодой сотрудник должен был ему понравиться. Но были и трудности. Только что отремонтированная комната для точных измерений (по-моему, предполагались измерения по изомерии ядер, работа Русинова и Курчатова) в одно прекрасное утро оказалась вся в саже. Из-за того, что что-то не получилось ночью по замыслу Георгия Николаевича, вся лестничная клетка, не говоря уже о комнате и приборах, были в таком состоянии, что измазавшиеся в саже сотрудники написали коллективное письмо директору Физтеха А.Ф.Иоффе с просьбой прекратить "курчатовские безобразия". Игорь Васильевич вынужден был писать объяснительную записку. Что он думал в этот момент?! Все измерения нужно было отложить на месяц!

В 1939 году в альпинистском лагере "Гвандра" на Кавказе Георгий Николаевич встретился с выпускницей Ленинградского Университета Анной Викторовной Подгурской. У этой девушки тоже интересная биография. Полька по происхождению. Ее прадед и прабабушка были казнены во время Польского восстания. Отец был врачом. После окончания Харьковского Университета попал на Кавказ и во время I-ой Мировой войны работал в госпитале в Пятигорске. Дед по линии матери был очень богатым человеком. Ему принадлежали земли и, в частности, вся долина реки Мацеста. Когда молодые люди поженились, то зять убедил тестя, что Мацеста обладает целебными свойствами и там надо строить курорты. Большинство старых лечебниц построены отцом Анны Викторовны. Им были построены также театр, библиотека. Видимо поэтому, когда на Кавказе установилась Советская власть, их не репрессировали. Отец и тесть умерли в 1928 и 1927 гг.

Встреча в альплагере не имела продолжения, вернувшись в Ленинград, каждый занялся своим делом. Лишь в декабре 1941 года Анна Викторовна получила письмо от Георгия Николаевича, где он просил поехать в Физтех и посмотреть в библиотеке журналы. Далее следовала инструкция, какие журналы и что смотреть (узнаём Г.Н.-а!). В Ленинграде бомбежки, транспорт не работает, Физтех далеко, да и не до этого. Анна Викторовна не пошла, но письмо сохранила. После эвакуации из Ленинграда решила черкнуть ему весточку. Он был в это время под Воронежем. Летом 1943 года встретились в Москве. В 1945 году родился сын - Коля Флеров.

Другой поворот судьбы - 1939 год - начало опытов по спонтанному делению вместе с К.А.Петржаком. Константин Антонович на 7 лет старше Георгия Николаевича. Его путь в физику заслуживает отдельного рассмотрения. Человек солидный (Георгию Николаевичу - 26, а ему, шутка ли, уже - 33), красивый и спокойный. Как часто творческий, да и жизненный успех, сопутствует альянсу противоположностей! Двум этим своим сотрудникам Игорь Васильевич предлагает заняться делением урана.

Георгий Николаевич уже хорошо разбирается в открытом недавно явлении деления ядер. Всего два года назад он посещал семинарские занятия И.И.Гуревича. Теперь он уже завершил опыты по захвату медленных нейтронов кадмием и ртутью и измерил вместе с П.Н. Русиновым впервые число вторичных нейтронов при делении урана, оказавшимся равным 3±1.

В 1989 году в Вашингтоне, на помпезной конференции, посвященной 50-летию открытия деления, встретились люди, которые, по соображениям секретности и национальной безопасности, не должны были встретиться никогда. Но они знали друг друга по публикациям открытым, а более - закрытым. Американец Зинн, рассказывая об истории американского атомного проекта, показал в своём докладе эту же величину, равную 2±0.2, полученную перед войной группой Ферми. Георгий Николаевич в сердцах сказал мне: "Ну, кому нужны были наши данные с такой ужасной неточностью!"

Не мне судить, можно ли было в первых измерениях достигнуть более точных результатов, но определенно, Флеров и Петржак достигли очень высокой, просто рекордной чувствительности при регистрации осколков деления. Именно это позволило им сделать выдающееся открытие: спонтанное деление урана. При измерении осколков деления под действием нейтронов выяснилось, что даже в отсутствие источника нейтронов аппаратура регистрирует импульсы (несколько раз в час), похожие на импульсы от вынужденного деления урана. Полагаю, что именно это обстоятельство привело Игоря Васильевича к идее поручить "ребятам" поискать спонтанное деление.

Они были не первыми. Американец Либби в большую массу урана поместил счетчик, наполненный газом BF3, реагирующий на нейтрон. Либби пытался обнаружить нейтроны, испускаемые ураном при спонтанном делении. Кроме того, им же была сделана попытка химического отделения бета-радиоактивных продуктов спонтанного деления урана. Оба опыта дали отрицательный результат, что определяло нижнюю границу парциального периода полураспада величиной 1014 лет. В этом не было ничего удивительного, так как по расчетам классиков Нильса Бора и Джона Уиллера время жизни урана по отношению к спонтанному делению оценивалось в 1022 лет. Либби не дотянул 8 порядков.

Одному Богу известно, чем руководствовался Курчатов, направляя своих питомцев на поиск спонтанного деления. Верил им и не верил Бору?

В отличие от метода Либби наши герои решили измерять не сопутствующее делению излучение (нейтроны или гамма-лучи), а непосредственно осколки деления. Однако каждый осколок нужно было обнаружить на фоне 10 миллионов альфа-частиц. Поэтому многие отработанные и широко используемые к тому времени методы (камера Вильсона, фотоэмульсии, сцинтилляции) отпадали. Отвергнуты были также счетчики с газовым усилением. Была выбрана пропорциональная ионизационная камера, для которой необходимо было создать широкополосный линейный усилитель с коэффициентом усиления примерно 2.106. Усилитель, естественно, был ламповый, а камера со слоями урана общей площадью "1000 см2 (а затем и 6000 см2) была удивительно похожа на переменную емкость от старинного радиоприемника.

Итак, можно утверждать, что установленный эффект спонтанных импульсов обусловлен актами деления урана. Такой процесс представляет новый вид радиоактивности, принципиально отличной от известных ранее видов радиоактивности с испусканием альфа и бета частиц.

Расхождение между экспериментально наблюдаемым временем жизни урана и указанным Бором и Уиллером объясняется тем, что формула прохождения частицы через барьер очень чувствительна к выбранной высоте и ширине барьера, а выбор этих величин в значительной мере произволен.

Выражаем искреннюю благодарность нашему руководителю, проф. И.В. Курчатову, наметившему все основные контрольные опыты и принимавшему самое непосредственное участие в обсуждении результатов.

Блестяще. Что же последовало? Восторги коллег, научной общественности Ленинграда? Совсем нет. На первом же Научном заседании научная элита была предельно скептична. Мало кто поверил в то, что уран испытывает спонтанное деление с вероятностью в 100 раз меньшей, чем экспериментальный предел Либби, но в миллион раз выше, чем предсказывал великий Н.Бор. Были и такие выступления: "Понятно, молодые люди увлеклись, им кажется, что они сделали величайшее открытие. Они, может быть, ещё не знают, что есть космические лучи, которые могут вызвать деление урана, а его в камере много. Но куда смотрит Курчатов?"

К чести людей работающих, они меньше спорят, а больше делают. Решено было проверить устойчивость результата к убийственной гипотезе о делении космическим излучением. Наркому Кагановичу написано письмо с просьбой помочь. И молодые люди со своим странным багажом прибывают в столицу с тем, чтобы на станции метро "Динамо" на глубине 32 м повторить опыты по самопроизвольному делению урана. Они целый день носились по Москве, с нетерпением ожидая ночи, когда остановится последний поезд и можно проводить измерения (с 100 до 500 утра). Эффект спонтанного деления полностью повторился, хотя поток космических лучей на этой глубине ослаблен почти в 1000 раз.

Так, спустя почти сорок лет, после открытия радиоактивности, легендарными Беккерелем, Пьером и Марией Кюри, был обнаружен новый тип распада ядер урана - спонтанное деление.

Я хочу предложить Юрию Лужкову на станции метро "Динамо" повесить табличку: "Здесь в 1940 году молодыми физиками К.А.Петржаком и Г.Н.Флеровым, работающим под руководством И.В.Курчатова, было установлено новое явление - самопроизвольное деление урана на две части".

Началась война, и осенью 1941 года Г.Н.Флеров ушел добровольцем на фронт. Его определили техником-лейтенантом 900-ой разведовательной авиационной эскадрильи Военно-воздушной Академии Юго-Западного фронта. Эвакуировалась воинская часть в Йошкар-Олу, там же училище, где ученый-физик обучался электрообслуживанию боевых самолетов.

Война есть война. Тяжелое голодное время. Георгия Николаевича поселяют к одинокой пожилой женщине, ее муж и сын на фронте. Военным пайком он поддерживает ее. Родная мать в блокадном Ленинграде умирает от дистрофии. Режим работы школы был крайне напряженным и практически не оставлял времени для посторонних размышлений. От подъема до отбоя в строю. Флеров мечется. Он чувствует (удивительная интуиция Георгия Николаевича - сколько раз мы были свидетелями этому), что уровень понимания урановой проблемы позволяет приступить к практическому решению создания грозного, более масштабного оружия для защиты страны. Он пишет письма Панасюку и Курчатову. В конце 1941 года решается обратиться к секретарю партийного комитета факультета Электроспецоборудования подполковнику В.А.Брустину с просьбой командировать его в Казань (120 км от Йошкар-Ола), чтобы выступить перед малым Президиумом АН СССР и изложить свои соображения не только по сути, но и по организации работ. По решению начальника факультета Н.М. Кадушкина, под личную ответственность В.А.Брустина, такая командировка состоялась 7 декабря 1941 года с предписанием вернуться в часть 22 декабря 1941 года (воинские перевозочные документы за № Р4 509575).

К новому 1942 году Г.Н.Флеров успешно окончил училище и был назначен в авиаполк действующей Армии. На прощание Георгий Николаевич подарил Брустину свою статью "Спонтанное деление уранаІ, опубликованную в соавторстве с К.А.Петржаком в журнале АН СССР за 1940 год с надписью: "Б.И.Брустину вместе с благодарностью за хорошее, человеческое отношение к автору. 31.12.41 г. Г.Флеров". Спустя некоторое время на имя начальника Академии генерала А.Р.Шарапова прибыла телеграмма из Наркомата Обороны: "Рядового Флерова Г.Н. откомандировать в распоряжение АН СССР".

Этому, как известно, предшествовало письмо Флерова И.В.Сталину. И это было начало успеха.

Лаборатория ядерных реакций им. Г.Н. Флерова в Объединенном институте ядерных исследований в 1957 году.

Её основателем и руководителем на протяжении более 30 лет был выдающийся советский физик академик Георгий Николаевич Флёров, имя которого носит Лаборатория.

Академик РАН Юрий Цолакович Оганесян руководил Лабораторией с 1989г по 1996г. В настоящее время он является Научным руководителем Лаборатории. В 1997 году проф. М.Г.Иткис был избран Директором Лаборатории. С января 2007г. по настоящее время проф.С.Н.Дмитриев является Директором Лаборатории ядерных реакций им.Г.Н.Флерова.

В активе ЛЯР более десятка крупных научных открытий, положивших начало развитию новых направлений в ядерной физике.

В знак признания выдающихся достижений интернационального коллектива ученых, инженеров и рабочих Лаборатории ядерных реакций им.Г.Н.Флерова в области синтеза сверхтяжелых элементов (СТЭ) 22-30 августа 1997г.на сессии Генеральной Ассамблеи Международного Союза Чистой и Прикладной химии (IUPAC), в Женеве 105-ому элементу Периодической системы элементов Д.И.Менделеева, открытому в ЛЯР, было присвоено название "Дубний".

В последние годы наиболее значительные результаты получены при синтезе новых химических элементов в ядерных реакциях с использованием пучков ионов кальция-48.

Впервые получены экспериментальные доказательства существования "острова стабильности" сверхтяжелых элементов.

Было синтезировано шесть новых сверхтяжелых элементов с Z=113-118 и более 50 новых изотопов с Z=104-118.

30 мая 2012 IUPAC официально одобрил название "FLEROVIUM" и символ Fl для элемента с номером 114 и название "LIVERMORIUM" и символ Lv для элемента с номером 116.
Химические свойства сверхтяжелых элементов и механизмы реакций, ведущих к образованию этих ядер, свойства легких экзотических ядер (таких, как 5 H, 10 He и т.д.), реакции, вызванные нейтронообогащенным гало ядра 6 He, спектроскопия тяжелых нестабильных ядер, модели экзотического распада и многие другие проблемы яденой физики низких энергий интенсивно изучаются в Лаборатории.

Сейчас Лаборатория ядерных реакций им.Г.Н.Флерова является одним из ведущих научных центров в области ядерной физики. В Лаборатории работает около 450 человек, в том числе 150 научных сотрудников (из них 18 докторов наук и 65 кандидатов наук). В её программе реализуются оригинальные и актуальные научные идеи, постоянно развиваются ускорительные установки и экспериментальная база. Четыре ускорителя тяжёлых ионов, один электронный ускоритель и более десяти крупных многофункциональных экспериментальных установок действуют либо находятся в разработке в Лаборатории.

В настоящее время основным проектом Лаборатории является DRIBS-III, в состав которого входит первая в мире Фабрика Сверхтяжелых Элементов (SHE), предназначенная для различных исследований сверхтяжелых элементов. Основу Фабрики составляют сильноточный циклотрон ДЦ-280 и несколько современных высокоэффективных установок, включая новые газонаполненные сепараторы для физических и химических исследований, фильтр скоростей SHELS и др. SHE Фабрика сейчас строится, сдача запланирована на конец 2017.

96 ].

Письмо Флерова

В начале войны Г. Н. Флёров был призван в армию и направлен в Ленинградскую военно-воздушную академию для подготовки в качестве инженера, обслуживающего пикирующие бомбардировщики Пе-2 . Мысль о ядерной физике не оставляла Флерова. Он написал Иоффе в Казань о своем желании выступить там на семинаре с доказательствами реальности атомной бомбы См. Письмо Флерова . Флерова командировали из Йошкар-Олы , куда была эвакуирована Военно-воздушная академия , в Казань, находившуюся в 120 километрах.

Там в середине декабря 1941 г. он и выступил перед группой ученых, среди которых были Иоффе и Капица [ 28 ]. Не добившись возобнавления работ по ядерной физике (его письмо и пять телеграмм Кафтанову проигнорированы, а разговоры с Иоффе ни к чему не привели), Флеров пишет письмо Курчатову , и, затем Сталину .

Ученые Физико-технического института неоднократно обсуждали эту возможность между собой и были обеспокоены секретностью ядерных исследований в Германии. Сам Курчатов поддержал предложение Флерова возобновить работу по урановой проблеме, но не мог судить, возможно ли ее проведение в трудных условиях военного времени [ 96 ].

Флерова в 43 году отзывают из военно-воздушной Академии, где он преподавал (в Йошкар-Оле), он приезжает в Казань, через некоторое время уезжает в Москву к Курчатову. См.

Георгий Николаевич Флеров (1913-1990), русский физик. Родился 2 марта 1913 года в Ростове-на-Дону. В 1929 году окончил школу и работал лаборантом, механиком, электриком. В 1931 году переехал в Ленинград и поступил на завод "Красный путиловец". В 1933 году был направлен на учебу в Ленинградский политехнический институт; в 1938 году окончил инженерно-физический факультет, деканом которого был А.Ф. Иоффе , и поступил в Ленинградский физико-технический институт в лабораторию И.В. Курчатова . В 1939 году вместе с Л.И. Русиновым попытался (неудачно) запустить цепную реакцию деления урана. Несмотря на это, ученые смогли определить важный параметр реакции - число вторичных нейтронов. В 1940 году (совместно с К. Петржаком) открыл новый тип радиоактивных превращений - спонтанное деление ядер урана.

Эти исследования были прерваны Отечественной войной. В первые ее дни Флеров ушел в ополчение, однако вскоре был призван в армию и направлен в Йошкар-Олу слушателем военно-воздушной академии. Стал лейтенантом ВВС и однажды, будучи в Воронеже, зашел в библиотеку Воронежского университета, где чудом оказались свежие зарубежные научные журналы. Перелистав страницы, Флеров обнаружил, что из журналов исчезли статьи по ядерной физике - это означало, что работы засекречены. Это побудило его написать письмо Сталину , в котором он настойчиво советовал возобновить ядерные исследования в СССР. В 1943 году Флеров был отозван с фронта и включен в группу ученых, занимавшихся созданием советского ядерного оружия. Определил сечение взаимодействия медленных нейтронов с различными материалами, критические массы урана-235 и плутония. В 1949 году Флеров участвовал в испытании первой в СССР и в мире плутониевой бомбы. В 1951 году ученый разработал также методику и аппаратуру для нейтронного и гамма-каротажа нефтяных скважин.

Дальнейшие исследования Георгий Флеров проводил в Дубне, в Объединенном институте ядерных исследований (ОИЯИ), где создал лабораторию ядерных реакций и был ее первым заведующим. С 1953 года разрабатывал методы получения и ускорения тяжелых многозарядных ионов и физико-химические методы обнаружения и выделения неизвестных продуктов ядерных реакций, создавал ионные источники. В 1954 году был построен 150-сантиметровый циклотрон, в котором можно было ускорять ядра азота, а в 1955 году в Институте атомной энергии уже работал источник моноэнергетических пучков ионов углерода, азота и кислорода.

Начиная с 1956 года в ОИЯИ в лаборатории Флерова были синтезированы новые трансурановые элементы с порядковыми номерами от 102 до 107; открыт новый вид ядерной изомерии - спонтанно делящиеся изомеры, а аткже запаздывающее (после бета-распада) деление ядер, испускание запаздывающих протонов; развиты методы получения и ускорения многократно заряженных тяжелых атомов. В 1971 году Флерову удалось ускорить ионы ксенона в системе из двух циклотронов. Параллельно с синтезом тяжелых ядер в реакциях с тяжелыми ионами проводились работы по поиску сверхтяжелых элементов в естественных условиях.

В 1953 году Флеров был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, а в 1968 году - действительным членом академии. Ученый был награжден многими государственными наградами - за участие в Великой отечественной войне, за заслуги в создании атомного оружия и за послевоенные научные достижения. Научное сообщество удостоило его Золотой медали Менделеева (1987) и Золотой медали Курчатова (1989).


Сто лет назад, 2 марта 1913 года, родился Георгий Николаевич Флеров, один из крупнейших ядерных физиков XX века, соавтор первой советской атомной бомбы и открытий целого ряда новых элементов.

Расхожая легенда о Флерове гласит, что именно он сумел убедить Сталина начать работы по военному применению атомной энергии. Тем не менее, после создания бомбы Флеров занялся совсем другими делами в науке, и в этом не было никакого противоречия.

Птенец гнезда физтехова

Флеров был энтузиастом ядерной физики. В 30-е годы он работал в Ленинградском физико-техническим институте – вотчине академика А.Ф. Иоффе, известной тем, что в межвоенный период там работал цвет советской физики.

Через физтех перед войной прошло огромное количество самых разных ученых – от увенчанного всеми лаврами Льва Ландау до Георгия Гамова, сбежавшего на Запад. Каждый – яркая личность и превосходный специалист. К слову, физтех за всю свою историю вырастил троих нобелевских лауреатов: Ландау, Николая Семенова и, уже в другом поколении, – Жореса Алферова.

И самое главное – физтеховцы сформировали кадровое ядро советского атомного проекта. Руководитель проекта Игорь Курчатов, его зам Анатолий Александров, «физик бомбы» Георгий Флеров, главный конструктор Юлий Харитон, «взрывник» Яков Зельдович, – все они в межвоенный период отдали дань ленинградскому центру ядерной физики.

Но началась война, и теоретики перешли к актуальной практике. Курчатов и Александровы, например, еще до войны занимались проблемой защиты от магнитных морских мин, а теперь целиком переключились на эту задачу. А Георгий Флеров пошел в военкомат – записываться в ополчение.

Там, по его воспоминаниям, оценили его «багаж», и отказали. Вас там, мол, убьют, так давайте мы вас сначала хоть чему-то научим. Потом, в принципе, все равно убьют, но не сразу и с пользой для дела. Так Георгий Флеров стал младшим техником-лейтенантом ВВС, специалистом по обслуживанию бортового оборудования боевых самолетов.

Интерес к физике, однако, не исчез. Более того, проблема ядерных цепных реакций грызла непоседливого Флерова изнутри и заставляла искать решения. В какой-то момент он был настолько впечатлен масштабом проблемы, что начал писать письма по инстанциям, доказывая значимость работ по делению урана.

В отечественной практике (что до революции, что после) такое поведение, как правило, мало к чему приводит. Однако здесь все случилось немного по-другому.

Письмо другу

Главный миф, сопутствующий биографии Флерова – это история о его письме Сталину, после которого вождь и отец внезапно оценил перспективы атомного оружия и немедленно запустил соответствующие работы. В корне этой легенды лежит традиционная для России переоценка роли личности – тем более такой, как Сталин. Потому что «после» далеко не всегда означает «вследствие».

Флеров действительно написал вождю, однако этим он не начал попытку «прошибить головой каменную стену» (цитата из того самого письма), а, скорее, закончил. Перед этим он минимум полгода экспансивно долбил всех, до кого мог дотянуться – включая Игоря Курчатова и Сергея Кафтанова, уполномоченного по науке в составе Государственного комитета обороны (ГКО – чрезвычайный орган военного времени, созданный для дополнительной централизации управления страной).

Академик Георгий Николаевич Флеров и академик Юрий Цолакович Оганесян

Следы отчаянных попыток убедить окружающих в своей правоте видны и в письме Сталину. «Это и есть та стена молчания, которую, я надеюсь, Вы мне поможете пробить, так как это письмо последнее, после которого я складываю оружие и жду, когда удастся решить задачу в Германии, Англии и США», – писал Флеров вождю.

Этим он закончил, но начал с убеждения своего непосредственного армейского начальства осенью 1941 года. Когда же дело завязло в бюрократии, он написал несколько посланий «через голову». Минимум два письма – в ноябре 1941 и январе 1942 года – были написаны Сергею Кафтанову.

Флеров сообщал о том, что он убежден в возможности военного применения урана («нужно все время помнить, что государство, первое осуществившее ядерную бомбу, сможет диктовать всему миру свои условия») и том, что он сумел выяснить одно важное обстоятельство, касающееся зарубежных атомных программ.

Обнаружено отсутствие наличия

Что же обнаружил Флеров? Он сработал как хороший аналитик разведки, с умом читающий открытые источники. Дорвавшись в промежутке между исполнением служебных обязанностей до свежей научной периодики, он обратил внимание, что в зарубежных журналах практически полностью исчезли публикации по ядерной физике.

И это – после целой лавины работ в самом конце 30-х годов? Буквально в 1939 году Ган и Штрассман совершили важнейшее открытие – обнаружили факт деления ядер урана под действием нейтронов. Да чего далеко ходить: в том же 1939 году сам Флеров в компании с Константином Петржаком открыли в ленинградском физтехе новый тип деления урана – спонтанный. Где, как это называется у ученых, «импакт» этих открытий, где шлейф публикаций о сопутствующих исследованиях?

Флеров сделал вывод о том, что иностранные военные вплотную заинтересовались созданием атомного оружия. «Это молчание не есть результат отсутствия работы; не печатаются даже статьи, которые являются логическим развитием ранее напечатанных, нет обещанных статей, словом, на этот вопрос наложена печать молчания, и это-то является наилучшим показателем того, какая кипучая работа идет сейчас за границей», – писал он Кафтанову в декабре 1941 года (есть, впрочем, основания полагать, что прочитано это письмо было не ранее марта 1942 года).

Писал он и своему старшему коллеге Курчатову. К слову, именно в письме Курчатову Флеров впервые обосновал один из распространеннейших впоследствии дизайнов атомного оружия – так называемую «пушечную схему». В промежутке всей этой переписки Флеров умудрился сделать в Казани доклад перед весьма представительным собранием физиков, включавшим в себя, в частности, А.Ф. Иоффе и П.Л. Капицу.

Верблюда добили сообща

Государственный аппарат в общем и целом имел представление об актуальности проблемы еще с конца 1941 года. В мае 1942 года вместе с письмом Флерова через секретариат Сталина прошел доклад разведки о том, что на Западе ведутся работы по «урановой проблеме».

Тогда же был проверен и факт резкого исчезновения публикаций по ядерной физике из открытой печати. Есть датируемая июнем 1942 года справка физика Виталия Хлопина, возглавлявшего Комитет по урановой проблеме. В ней он указывает: «Это обстоятельство единственно, как мне кажется, дает основание думать, что соответствующим работам придается значение и они проводятся в секретном порядке».

Тезисы Флерова подтверждались один за другим. Все это сошлось в одну точку – точку принятия решения. «Надо делать», – лаконично бросил Сталин летом 1942 года, выслушав сводный доклад по теме.

Сергей Кафтанов вежливо напишет о том, что Флеров оказался «инициатором уже принятого решения». Тут имеет смысл говорить в лучшем случае о соломинке, сломавшей хребет верблюду, уже готовому упасть. Анализ ситуации шел все это время, информация из самых разных источников, включая немецкие, поступала как минимум полгода, а то и больше.

Дальше медлить смысла не имело. В августе 1942 года из действующей армии извлекают Флерова, начинают собирать с непрофильных оборонных работ остальных физиков-ядерщиков. 28 сентября выходит постановление ГКО «Об организации работ по урану». Проект советской атомной бомбы стартовал.

Сделал бомбу и ушел

На Западе принято сравнивать биографии двух создателей ядерного оружия – Роберта Оппенгеймера и Юлия Харитона. Они, к слову, чуть не познакомились в 1926 году в Кембридже – разминулись на считанные недели. Однако для сравнения с Оппенгеймером куда больше подходит именно Флеров.

Судите сами: Оппенгеймер, по свидетельству очевидцев, сыграл ключевую роль в создании американской ядерной бомбы. Но после того, как бомба была сделана, он отказался от предложения возглавить работы по термоядерному оружию (этим занялся Эдвард Теллер) и начал активную антивоенную кампанию.

Флеров поперек политической колеи не шел, однако его ядерно-оружейная карьера удивительно схожа с оппенгеймеровской. Флеров был ведущим игроком в физической части работ по советской бомбе. В 1949 году советский боеприпас был успешно испытан, и буквально год спустя Флеров покидает оружейный проект.

Оставлено ядерное оружие, но не ядерная физика. В 1957 году Флеров возглавит лабораторию ядерных реакций в Дубне – в Объединенном институте ядерных исследований. С этого момента и до самой своей смерти (в 1990 году) жизнь Флерова связана с Дубной.

Занимался он сугубо мирной наукой – получением новых элементов таблицы Менделеева, тяжелых трансуранов. В Дубне под непосредственным руководством Флерова были синтезированы элементы с порядковыми номерами со 102 по 107. К слову, в новой номенклатуре 105-й элемент получил имя «дубний» (до 1997 года в России и СССР он был известен как нильсборий).

В 1998 году, уже после смерти Флерова, в Дубне совместно с американскими специалистами из Ливермора заявили, что сумели получить элемент с порядковым номером 114, его существование, однако, подтвердилось только в 2011 году. А менее года назад, в мае 2012 года, ему было официально присвоено собственное наименование – флеровий (Fl).

Есть в этой истории личности что-то глубоко подлинное. Стронуть с гор лавину военного атома, решить минимально необходимую задачу создания бомбы для своей страны – и потом почти сорок лет дальше заниматься чистой наукой. Оппенгеймера на это не хватило, и он качнулся в противоположную сторону – начал политиканствовать, то ли от чувства вины, то ли еще по каким-то соображениям. Флеров же и до атомного проекта, и на нем, и после него четко понимал, что и зачем он делает.

Это, видимо, главная отличительная черта любого настоящего ученого: понимать, что и зачем ты должен делать. Желательно – понять раньше других и стоять до конца. Вот эта фраза, пожалуй, и есть самая краткая запись биографии Георгия Флерова.

Константин Богданов, материал